Он сверился с часами. Они с Ле-Гуэном договорились встретиться на площади. Он зашел к себе в кабинет и, не снимая пиджака, начал собирать документы, которые ему понадобятся во время встречи.
— Курбевуа равно «Американский психопат», вся пресса в курсе.
— Какой говнюк! — пробормотал Камиль.
— Кто говнюк? — поинтересовался Луи.
— Ах, Луи, говнюков полным-полно. Но Бюиссон, парень из «Ле Матен», среди них чемпион.
И рассказал о вчерашней встрече.
— Ему мало было выдать информацию. Он еще передал ее всем коллегам, — прокомментировал Луи.
— А чего ты хочешь, он парень щедрый. Себя не переделаешь. Слушай, вызови мне машину, ладно? Не хватает только, чтобы я опоздал.
На обратном пути, в машине Ле-Гуэна, Камиль наконец решил просмотреть газеты. Судья ограничилась тем, что упомянула о них. На этот раз заголовки были у него перед глазами, и он понимал ее гнев.
— Я взялся за дело как полный болван, да? — спросил он, листая первые страницы.
— Да ладно тебе, — бросил Ле-Гуэн, — не уверен, что у тебя был выбор.
— Знаешь, для начальника ты мил. Привезу тебе килт.
Пресса уже подобрала прозвище для убийцы: Романист. Начало славы.
— По-моему, ему это понравится, — заметил Камиль, надевая на нос очки.
Ле-Гуэн с удивлением повернулся к нему:
— Тебя это вроде бы не слишком трогает, судя по всему… Тебе грозит снятие с должности за нарушение субординации и отстранение от дела за нарушение тайны следствия, но ты и в ус не дуешь.
Руки Камиля упали на газету. Он снял очки и посмотрел на друга.
— Меня это достало, Жан, — проговорил он, совершенно подавленный, — ты просто представить себе не можешь, как меня это достало!
2
В конце дня Камиль зашел в кабинет Армана, когда тот вешал трубку. Прежде чем поднять глаза на Камиля, он медленно огрызком карандаша из «Икеи», от которого осталось всего несколько миллиметров, вычеркнул одну строчку на информационной распечатке, развернутые листы которой свисали со стола до самого пола.
— Это что? — спросил Камиль.
— Список розничных торговцев обоями. Тех, которые продают обои с далматинским узором.
— И на каком ты номере?
— Ну… на тридцать седьмом.
— И?..
— Что ж, буду звонить тридцать восьмому.
— Разумеется. — Камиль бросил взгляд на стол Мальваля. — А где Мальваль?
— В магазине на улице Риволи. Продавщице показалось, что она вспомнила мужчину, которому она три недели назад продала чемодан от Ральфа Лорена.
На столе Мальваля всегда царил редкий беспорядок: папки, бумажки, фотографии из досье, старые блокноты, но еще и игральные карты, журналы о скачках, квитанции ставок на трех лошадей, на четырех… Все вместе напоминало детскую комнату во время каникул. В этом был весь Мальваль. В самом начале их сотрудничества Камиль как-то сделал ему замечание, намекнув, что его стол только выиграет, если будет приведен в относительный порядок.
— Вдруг тебя придется срочно заменить…
— А я незаменимый, шеф.
— Во всяком случае, не утром.
Мальваль улыбнулся:
— Один тип как-то сказал, что существует два вида порядка: порядок жизненный и порядок геометрический. Я за порядок жизненный.
— Это Бергсон, — сказал Луи.
— Какой сон?
— Да нет, Бергсон. Философ.
— Может быть, — не стал спорить Мальваль.
Камиль улыбнулся:
— Не у всех в уголовке есть сотрудник, способный цитировать Бергсона!
Несмотря на это замечание, в тот же вечер он посмотрел в словаре, кто же такой этот философ, получивший Нобелевскую премию, ни одной строчки которого он не прочел.
— А Луи?
— Он пошел по борделям, — ответил Арман.
— Слабо верится.
— Я хочу сказать, он опрашивает бывших коллег Мануэлы Констанзы.
— А ты не хотел бы пойти в бордель, вместо того чтобы возиться с обоями?
— Знаешь, эти бордели… достаточно побывать в одном…
— Ладно, если в понедельник мне придется уехать в Глазго, имеет смысл сегодня пораньше вернуться домой. Так что я тебя покидаю. Если что-то случится…
— Камиль! — окликнул его Арман, когда он уже выходил. — Как Ирэн?
— Устала она.
— Ты должен уделять ей побольше времени, Камиль. Все равно мы здесь завязли.
— Ты прав, Арман. Я пошел.
— Поцелуй ее от меня.