Другая находка тоже была связана с археологией: старая медная монета времён Ивана Четвёртого, Грозного. Может, и обыкновенная монета — хотя что ей, обыкновенной, делать в гваздевском чернозёме. А может, именно из-за утери этой денежки Иван Грозный сына-то своего и убил. Так и представляю: Грановитая палата, витрина, на красном бархате особая подставочка, не ней медяк и надпись: «Утеря сей монеты и явилась причиной вспышки ярости Иоанна Васильевича Грозного, повлекшей за собой гибель его сына. Дар Василия Щепетнёва».
Третья находка, также отысканная в поле, представляла собой обыкновенную телескопическую антенну, из тех, что в транзисторных приёмниках иногда отламывались. Вдруг и эта отломилась? Особенность же моей находки заключалась в том, что даже простенький приёмничек «Алмаз», рассчитанный на патриота (ловил Москву, ловил Воронеж, вечерами — Киев и более ничего), с этой антенной, кое-как воткнутой в специальное гнездо, стал принимать исключительно вражьи голоса, и вскоре я на слух распознавал десятки ведущих, от Тамары Юханссон до Константина Григоровича Барского. С соответствующими последствиями в виде неуда по поведению — был я тогда шестиклассником.
Нужно ли упоминать, что и кремниевый наконечник, и медяк Ивана Грозного, и всеволновая антенна пропали, и пропали бесследно... Если повезёт что найти — смело шагайте с находками в музей или в ФСБ, авось...
Четвёртую находку я, собственно, не терял, поскольку и не находил. В восемьдесят третьем, кажется, году, довелось мне провести август в пионерском лагере близ селения Чигорак. Врачом. Работы по специальности было чуть, всё больше качество еды проверять на себе, и потому я слонялся по лагерю, не зная, чем, собственно, заняться. Пара книг была давно прочитана, приёмника со мной не было, а на остальное я был не горазд, да ещё и оперирован не столь давно. Бледный мой вид или что иное завоевали доверие директрисы пионерлагеря, молодой и красивой женщины с педобразованием, администратора средней руки машиностроительного завода, которому и принадлежал лагерь. Директриса как-то рассказала, что давным-давно, ещё до войны, у бабушки-курянки жил ссыльный поэт. Вернее, не у самой бабушки, а у её родителей. Лето восемьдесят третьего года — лето Андропова, если кто вдруг запамятовал, а Андропов, отпусти ему время лет хотя бы пять-шесть, поднял бы Русь на дыбы почище Петра Алексеевича. И потому упоминанием о знакомстве с опальным поэтом, пусть заочном, пусть через поколение, не очень-то делились.
Имя поэта я по простоте своей позабыл. Тогда, в восемьдесят третьем, я был верен одной лишь медицине, всякие поэты для меня представлялись некими безымянными высотами, прятавшимися за облаками.
Имя забыл, а стихотворение запомнил. Оно, стихотворение, было записано рукою поэта в альбом той самой бабушки-курянки. Альбом пережил эвакуацию, а пропал, как водится, в годы благополучия, когда семья в начале шестидесятых получила отдельную квартиру-хрущёвку.
Альбом пропал, но стихи остались. Соображения об авторе оставлю при себе, а стихами охотно поделюсь, поскольку имею на то право.
Итак:
Иван Иваныч Иванов Любил охоту на слонов. По выходным с Растяпой Блэром, Могучим грозным фокстерьером, Он уходил на Бежин Луг, С собою стрелы взяв и лук. Там, затаясь за лопухами, Он поджидал слонов часами, Покуда, выбравшись из норок, Те не взбирались на пригорок И, к небу хоботы задрав, Не начинали пир средь трав. Звенит тугая тетива, Летит калёная стрела… Удачи миг, волшебный сон — И стал добычей дикий слон! Растяпа Блэр от счастья лает, Повсюду музыка играет! Держа слона над головой, Шагает Иванов домой! Но слон надежду не теряет, Дорогу верно примечает. И обдувает ветерок Стрелой ушибленный бочок.
Всё.
Дмитрий Шабанов: Вторая река
Изрядно более года назад я перестал был колумнистом бумажной «Компьютерры» — с прекращением её издания. Я отвык от «колоночной» активности, хотя некоторая пустота осталась. Дело в том, что научную идею можно изложить в специальной статье, преподавательский поворот мыслей можно зашить в учебник. Но иногда приятно доводить до ясности свои мысли в интересных мне областях, где я не профессионал или не вполне профессионал. Покрутишь в голове что-то новое и доложишь кирпич в здание собственной мироконцепции. Нельзя ли этим заниматься и без журнала? Можно. Но не получается. Без внешнего стимула нет повода доводить свои идеи до той кондиции, когда их можно кому-то передавать, нет повода для усилий по поиску новых идей.