Цифровые грезы

Себастьян представил себе Цитадель с кричаще-оранжевыми или пронзительно-желтыми стенами, населенную существами со взаимозаменяемыми телами и головами, лицами, на которых то появлялись гротескные носы, то исчезали пухлые складки губ (как у Джины Гершон), меняющими цвет кожи и бровями, то истончавшимися до невесомого изящества, то превращавшимися в буйные тропические заросли. Представил самого себя, создающего Цитадель цифровых грез, в то время как некие люди использовали его труды, пытаясь превратить Рио-Фухитиво и другие города в части страны с поддающимся цифровой коррекции прошлым и обладающими послушной эластичной памятью гражданами.

Где же его Таиландочка? Он тосковал по ней до бреда. Себастьяна уже не тянуло забыться в ностальгии по Антигуа. Он жаждал, чтобы она разделяла с ним настоящее — и неважно, с предательствами или без, двуличная или искренняя. Он хотел, чтобы она была рядом, любил и желал только ее одну или вместе с Варой или с кем-то похожим, с кем уж сведет их судьба в очередную безумную ночь — одновременно насыщенную и пустую. Он желал ее одну и желал вместе с Николь.

Себастьян неторопливо брел к дому с мятной жвачкой во рту (это территория Никки). Мечтал открыть дверь и увидеть, что все в порядке. Чтобы Никки сидела и читала или смотрела кино. Они поцелуются и скажут, что страшно скучали друг без друга. Он приготовит ужин, затем, вооружившись красным вином, они проведут всю ночь, занимаясь любовью на ковре под равнодушными взглядами скалярий и пронизывающим воздух голубоватым светом телеэкрана.

Браудель сказал, что Инес скоро освободят. Обвинившая ее девушка не смогла предоставить до-статочных доказательств своих слов. Себастьян об-радовался. Алиса обходила тему стороной, ни разу не упомянув о виновнице скандала. Неужели?., да нет, скорее всего нет. Да и какая разница? Вот кто действительно казался влюбленным по уши, так это Браудель. Он чуть ли не порхал вокруг Николь. Бедняга, тут его шансы были равны нулю.

Себастьяну хотелось сблизиться с ним, но никак не мог отделаться от картины — сын душащий мать подушкой…

Примерно за квартал до дома он заметил, что что-то не так, и ускорил шаг. Метров через двадцать остановился. Невероятно. Но придется поверить тому, о чем кричали его глаза. Себастьян снова двинулся вперед — на этот раз очень медленно — и приблизился к тому месту, где у входа обычно парковался порш.

Порша не было, как, впрочем, и самого дома: от его квартиры и от занимавшей второй этаж квартиры Большой Мамушки не осталось и следа… Будто кто-то унес их, положив в карман, как детальку детского конструктора. Или как строительный блок, который можно просто засунуть в кузов грузовика и увезти. На углу, на месте дома раски-нулся небольшой пустырь утоптанной и еще влажной земли, где выли друг на друга два кота-соперника. В парке подростки как ни в чем ни бывало курили марихуану и слушали Мигеля Босе, исполнявшего что-то из Фито Паэса. Такое впечатление, что этот пустырь всегда был неотъемлемой частью квартала — необходимый кусочек свободного пространства для дружеской попойки или нетерпеливого секса. Но в парке сидели не те подростки, которых он знал. Эти были какими-то другими, слишком чистенькими и рафинированными, слишком вписывающимися в окутывающую всю вокруг атмосферу подделки и продажности. На стенах зданий по ту сторону парка не осталось ни пятнышка от оскорбляющих Монтенегро граффити.

Невероятно. Но придется поверить тому, о чем кричали его глаза.

Спрашивать этих юнцов, да соседей тоже, видели ли они что-нибудь странное — совершенно бесполезно. Все всё видели, но никто ничего не видел. Все отлично и очень естественно играли свою роль, так что Себастьяну не остается ничего иного, как смириться и молча аплодировать тому, кто срежиссировал и организовал подобное представление, мастерски закрученное вокруг его жизни за какие-то несколько недель (а может, все началось значительно раньше — когда он только познакомился с Никки… или еще раньше, в тот день, когда он появился на свет).

Но нужно хотя бы попытаться. Да, он обойдет дом за домом и будет спрашивать соседей, не замечали ли они в последние недели чего-нибудь странного. А как же? Приходили какие-то люди с цифровыми фотографиями и уносили с собой оригиналы. Еще какие-то здоровяки тащили на спине бесчувственную Никки (а может это был ловко разыгранный фарс). А после прихода очередной группы исчез его дом. А как же?

Себастьян почувствовал, что задыхается.

Но он не успел ни с кем поговорить. Кто-то выкрикнул его имя, и Себастьян понял, что время пошло. Он бросился к мосту так быстро, насколько ему позволяли хрупкие связки больного колена. Здесь каких-то пять кварталов. Если он сможет их миновать, то ему удастся вырваться из зоны теней. Туда в щедро освещенный огнями город с множеством пешеходов и автомобилей, где на полных народа улицах уничтожить его будет значительно труднее.