Этого удивительного мохнача он знал давно, хоть и не слишком близко. Воспитанник верховного жреца, одним своим существованием нарушающий установленный порядок вещей, среди других младших жрецов всегда держался особняком. Хотя Хасту давно интересовало, как тот, к примеру, может распознать болезнь, всего лишь обнюхав больного, или одним прикосновением успокаивает любое животное. С людьми у Аоранга порой выходило совершенно наоборот — прямодушный мохнач, не желающий держать свое мнение при себе, удивительно легко наживал как лютых врагов, так, впрочем, и преданных друзей. Но ни то ни другое его, кажется, особенно не заботило.
Глубоко посаженные глаза мохнача скользнули по застывшим на другой стороне трещины людям.
— Не стойте там, — прозвучал его низкий голос. — Отойдите от края. Медленно. Дальше. Еще дальше… Привет тебе, Хаста. Наш общий учитель, святейший Тулум, пребывает в добром здравии.
— Рад слышать, — отозвался жрец. — Не могу того же сказать о нас.
С тех пор как они виделись в последний раз, мохнач, кажется, стал еще крупнее. Голубые глаза на конопатом обветренном лице смотрели на жреца в упор взглядом человека, который всегда поступает по-своему.
«Он что, один сюда явился? — подумал Хаста. — Конечно нет! Должно быть, сказал прочим оставаться подальше от опасного места».
— Я знал, что впереди ждет беда, — произнес мохнач голосом глубоким, как звук гонга. — Ползучие горы решили оправдать свое имя, и все плоскогорье в новых трещинах. Но таких больших мы еще не встречали!
— Да пусть бы эта трещина была шириной с море! Настоящая беда в том, что туда упал наследник престола.
— Аюр? — нахмурился мохнач, снимая с плеч моток веревки.
Не доходя до края провала шагов десяти, он лег на живот, подполз к нему и осторожно перегнулся через край трещины. Долго вглядывался в бездонную черноту, как будто что-то там высматривал, а может, вынюхивал.
— Что там? — не выдержал наконец Хаста. — Видишь остатки башенки?
— Нет. Я не могу почуять неживое.
— А царевич?
Аоранг закрыл глаза. Широкие крылья его носа зашевелились.
— Там, в глубине, кто-то есть, — проговорил он. — Чую тепло. Слышу, как бьется сердце…
— Он жив? — хрипло спросил Ширам, подаваясь вперед.
— Как удивительно, — проговорил Аоранг спустя несколько бесконечных мгновений, не удостаивая накха ответом. — Тот, кто там, внизу, — ему не больно. И не страшно. Он спокоен и безмятежен, словно плывущее в небе облако… Вы уверены, что там именно царевич?
— Он жив или нет? — рявкнул Ширам, которому злость придала сил. — Отвечай, дикарь!
— Не надо ссориться! — вмешался Хаста. — Я так понимаю, царевич без сознания — да, Аоранг?
— Обычно людей без сознания я ощущаю иначе, — с сомнением ответил Аоранг. — Тот, кто внизу, сознает, что с ним, но не так, как мы… Или, может, я услышал мысли брата?
— Какого еще брата? — удивился Хаста.
Аоранг продолжал вслушиваться во тьму, мрачнея на глазах.
— Но тогда почему я чувствую, что внизу только одно существо? И сердце брата обычно бьется совсем иначе — медленнее и громче… Неужели брат мертв и душа его пасется в небесных полях?
Хаста с изумлением увидел, что по щеке мохнача поползла слезинка.
— О каком брате ты говоришь, Аоранг? — осторожно спросил он. — Насколько я помню, у тебя же нет никаких братьев!
— Он нес племянника моего названого отца.
— Нес?
Наконец Хаста сообразил, что Аоранг говорит о мамонте. Ох уж эти дикари! Из-за какой-то мохнатой скотины он готов тут лить слезы! А то, что в пропасть упал наследник престола, на поиски которого Аоранга, несомненно, и отправили…
— Там нет никакого мамонта! — резко сказал Ширам. — Аюр упал с него, прежде чем сорваться в трещину.
Аоранг шумно выдохнул и широко улыбнулся. Все его лицо словно озарилось, совершенно переменившись.
— Добрые аары Ползучих гор спасли свое дитя, — радостно сказал он. — А сейчас я спущусь и спасу дитя государя.
— Нужна ли тебе помощь? — спросил Ширам.
Мохнач поглядел на еле живого саарсана и слегка усмехнулся:
— Это тебе сейчас нужна помощь, накх. Когда я достану царевича, я займусь и тобой. А ты пока иди и полежи в сторонке, побереги силы.
— Кто ты такой, мохнач, чтобы мне советовать? — ледяным голосом спросил Ширам. — Да, я сейчас слаб, иначе я спускался бы за Аюром, а не ты. Но твое мнение на этот счет мне не нужно.
Аоранг терпеливо дослушал, потом спокойно сказал:
— Трещины на ледниках бывают разные. Иные сужаются книзу. А иные — расширяются. Эта — из вторых, она опаснее стократ. Ты сейчас стоишь на козырьке, под которым полсотни локтей пустоты. Если будешь орать и дергаться, он может и отломиться.
Ширам замер на полуслове. Рядом тихо ахнул Хаста. Только сейчас они заметили, что стены пропасти плавно расходятся в стороны. Аоранг лежал на точно таком же козырьке, только ближе к краю.
Светловолосый мохнач отполз обратно, медленно встал. Отойдя чуть подальше, он с размаху вколотил в почву свое копье на всю длину наконечника, подергал древко, проверяя крепость. Ширам невольно отметил силищу дикаря. Какие бойцы могли бы выйти из мохначей, если бы битвы хоть сколько-нибудь их привлекали!