"Отдаст Станимир царевну изорянам или не отдаст? Аюна ведь ему и самому нужна. Да и дурак он будет, если поведется на эту игру! Однако как не отдать? Дривы ему — самая ближняя родня. Мать Станимира из дривских владарей. Оттолкнуть руку, которая возвращает ему земли дедов, взамен на какую-то чужеземную девчонку, пусть и царского рода? Решится ли Станимир на такое, если останется один против всех? Ох и хитер Учай! Не получит царевну — так посеет рознь между дривами и лютвягами…"
— А вот кому вареные раки? — раздался крик с другой стороны.
"Ну а если все же Станимир откажет ему? Тогда…"
Янди ухмыльнулась и положила нитку бус на место.
"Тогда самое время для оленьих боев. Как там звали старого буяна, который пытался выгнать с пира Аюну и со Станимиром разлаялся на пиру…"
Она припомнила ходившие на торгу сплетни. Кажется, Бурмила… Что ж, самое время ему постоять за единение вендских земель!
Кто-то с силой дернул Янди за рукав. Она с трудом удержала себя от желания ткнуть невежу пальцем в глаз и только улыбнулась в ответ на слова зазывалы:
— Свет-ясна девица, о чем задумалась, что на мое узорочье не глядишь? Если бусы арьяльские не по нраву, так погляди на литые перстни и зарукавья! А вот еще птички изорянские: ты идешь, они звенят — песенки поют… А вот очелье, крытое жемчугом… И так ты глазам отрада, а уж с ними краше всех станешь! Выбирай, для тебя цена и вовсе не цена, так лишь, малость, мне на память. Я ведь от души — не всякий день такая прелестница у меня наряжается…
— Красно говоришь, — промурлыкала Янди, вновь склоняясь над разложенным на широких досках товаром. — Вот это ожерелье из алатыря давай…
— Добрый выбор — алатырь от всех болезней тебя обережет!
— И вон те серьги из златоискра.
— И это славно выбрала, красавица! Кто златоискр на себе носит, тому каждый день любовные речи слышать доводится…
— И еще вон тот оберег с волчьими клыками.
Торговец опешил:
— Для чего тебе, дева, воинский оберег?
— Не себе, любушке моему.
— А, — с опасливым уважением покосился на нее купец. — Тогда иное дело. Не всякий воин такое на себя надеть решится…
Он с подчеркнутой осторожностью взял лежащий отдельно тяжелый кожаный, усаженный острыми клыками подвес.
— Эта вещица не абы какая, ее просто так даже лютвяги не носят. Только перед боем надевают. Сказывают, если вражьей кровью не напоить, оберег с хозяина ее требовать начнет… Я этакую страсть сам ни в жизнь не надену, но тебя предупредить должен, чтобы ты себе зла не наделала. И любушке своему передай.
— Будь покоен, — кивнула Янди, выкладывая на прилавок арьяльский золотой из приданого Аюны. — Непременно передам.
Найти Бурмилу оказалось делом несложным. Тот сидел в кружале поблизости, одну за другой осушая чары. Рядом расположились несколько воинов его рода. Янди устроилась поблизости и прислушалась. Разговор крутился вокруг Станимира. Вождя лютвягов вполголоса ругали: дескать, чересчур много себе власти забрал, ведет себя не как от предков заповедано. Упоминали и царевну: мол, а ну как пожелает Станимир ради златовласой чужачки Аратту к рукам прибрать, пойдет губить своих и чужих, не щадя родичей и друзей…
Соваться в мужскую беседу девушке показалось неразумным. Но по всему видать, Бурмила собирался сидеть в кружале весь день до самого заката. А значит, оставалось лишь подождать, когда нужда заставит его покинуть застолье. Выждав миг, когда тот завозился, поднимаясь с лавки, Янди выскочила во двор, огляделась, бросила на землю приманку и укрылась за углом.
Старый вождь, прогулявшись в задок, неспешно возвращался к столу. Вдруг на земле перед ним что-то ярко блеснуло. Бурмила наклонился и увидел золотой кругляш. Но только протянул руку, чтобы поднять ее, наперерез ему бросилась девушка:
— Нет, остановись! Не трогай!
Бурмила выпрямился и с удивлением взглянул на незнакомку:
— Твоя, что ли? Так забирай…
— Не моя, да брать ее не надо! — Девица пугливо оглянулась и взволнованно зашептала: — Это колдовство! Изорян на торгу видел? Это они все! Испокон веку так от своих бед избавляются. Добрый человек поднимет, злосчастье на него и перейдет!
— А ты откуда знаешь? — спросил изумленный Бурмила, переводя взгляд с девушки на золотой и обратно.
— На севере жила, рядом с ними — что же не знать. Только сейчас видела, как один такой проходил, нашептал и бросил…
— Ну спасибо, что от порчи уберегла…
— На здоровье, — фыркнула Янди. — А ты запомни, вождь, — где изоряне, там беды и несчастья…
— А ты сама-то кто такая? — спросил вождь, внимательно разглядывая пригожую северянку.
По годам ей давно пора быть замужней, с выводком детей, но волосы убраны по-девичьи. Речи смелые, взгляд дерзкий…
— Здесь меня Векшей зовут. Я знахарка, пришла сюда из дривских земель, — назвалась девушка. — А тебя здесь все знают — ты Бурмила, нарочитый муж. Позволь спросить тебя об одном деле?
— Ишь, спросить… Что ж, говори, коль хотела.
— На торгу тебя все хвалят, — дескать, вчера ты у Станимира на пиру против чужестранки за весь наш род да за отцовские и дедовские обычаи выступил?