Цикл «Аратта»

Ширам глядел на него, как и прежде, стоя почти неподвижно. Но в тот миг, когда расстояние между ними сократилось так, что они могли бы коснуться протянутых рук друг друга, откуда-то, как будто из-за спины накха, возник рыжий жрец — пожалуй, единственный из всех чужаков, которого ингри не числили опасным врагом. Скорее от неожиданности, нападающие остановились.

— Стойте, стойте! — закричал Хаста, вздымая руки к небесам. — Вы прогневали богов! Они нашлют на вас смерть! Вы напали на гостей, пришедших в ваш дом с миром!

— Это вы виноваты! — рявкнул Урхо, едва удерживая рвущуюся наружу боевую ярость. — Вы ответили злом на добро! Арьяльцы оскорбляли нас, глумились над нами! Отец погиб на охоте из-за вашего проклятого колдовства!

Невразумительные слова лесовика удивили Хасту. Да, с тризной вышло неладно — с этим были согласны все, кроме слепого в своем упрямстве Аюра и его высокомерных телохранителей. Но обвинения ариев в колдовстве? Это-то с чего?!

Но не для того он вмешался в бой, чтобы слушать ругань дикарей. Хаста прекрасно понимал, что еще немного — и лесовики сообразят, что к чему, и тогда Ширама просто задавят кучей или закидают дротиками. Надо было срочно спасать положение… А потому он, не дослушав кряжистого бородача, резко, с выдохом, опустил руки. В темноте никто не разглядел множества крошечных темно-красных кристалликов, чуть больше пылинки, сорвавшихся с его ладоней…

Могучий Урхо почему-то уронил палицу, схватился за лицо и упал сначала на колени, а затем, воя от боли, начал кататься по земле. На щеках его, лоснящихся от пота, начали явственно проступать язвы.

Ингри замерли, онемев от животного ужаса. Смерть, поджидавшая их с двумя мечами у выхода из расщелины, была страшна, но понятна. Каждый из охотников знал, что рано или поздно может погибнуть в схватке с медведем или секачом. Но это! Гнев богов потряс их своей мгновенной неотвратимостью. Позабыв о недавнем порыве, ингри с криками бросились обратно вверх по тропе.

Ширам холодно глядел вслед убегающим противникам. Преследовать их не было ни смысла, ни возможности. Стоило им опомниться, они вернутся обратно, чтобы добить одинокого воина, — так пусть улепетывают, пожираемые страхом. Он с презрением сплюнул им вслед.

Урхо продолжал кататься по земле и вопить от боли. Ширам наклонился над ним и вонзил блестящий клинок в горло силача, прерывая его мучения. Затем он повернулся к стоящему рядом Хасте:

— Ловко ты это сделал.

— Боги явили свою волю! — с торжественным видом изрек жрец.

— Это мертвая собака поведала тебе об их воле? — насмешливо оскалился накх.

— Что ж, можно сказать и так, — сразу помрачнел Хаста.

— Эй, эй, сюда! — послышалось неподалеку, из-за переступающего с ноги на ногу мамонта. — На помощь!

Ширам похолодел.

— Аюр! — воскликнул он и опрометью бросился к огромному зверю.

Царевич лежал на земле, закрыв глаза, и, казалось, не дышал. Он был так бледен, что его кожа казалась мертвенно-белой в лунном свете. Рядом молодой охотник, присев на корточки, пытался остановить кровь, хлеставшую из его рассеченной левой руки.

— Что случилось?!

— Царевич жив, маханвир. Но крови много потерял… — начал сбивчиво объяснять охотник. — Как началось, мы принялись за дело — одна стрела на тетиве, другая в зубах. За холкой мамонта спрятались и давай лупить — мы по ингри, ингри по нам. Уж скольких мы там достали, не знаю. Крики были, — стало быть, стрелы пускали не попусту… А у нас вон, — он указал вниз, — царевича подстрелили! Он только тетиву отпустил, руку за другой стрелой отвел, тут в него срезень и ударил…

— Что ударило? — спросил подбежавший к ним Хаста.

— Срезень, — повторил охотник и поднял с земли обломок стрелы, заканчивающийся странным наконечником — широким, похожим на заточенную лопатку.

— Что это? — проверяя, правильно ли наложен жгут у плеча, спросил Хаста. — Это оружие?

Охотник рассмеялся бы, когда бы перед ним, теряя кровь, не лежал бледный как смерть юноша.

— Ежели на большого зверя охотиться, то обычной стрелой его не взять — не все же стреляют, как наш царевич. Вот таким срезнем лося или секача в бок подранишь, ну а дальше он сам кровью истечет. Знай себе иди за ним по кровавому следу… Он же как клин, если сбоку глядеть…

— Вижу, — сквозь зубы процедил Хаста, рассматривая рану. Предплечье Аюра выглядело так, будто его разрубили топором. Похоже, кость тоже была задета. Он принялся бережно омывать рану водой из тыквы-горлянки. Аюр пошевелился и застонал. Жрец приоткрыл ему веки, заглянул в зрачки.

— Держите его крепче. Ему сейчас будет очень больно…

Он промокнул омытую рану зеленым широким листом, растущим у дороги, а затем немедля начал сыпать на нее мелкие кристаллики, неотличимо похожие на те, которые совсем недавно исполняли роль «гнева богов». Аюр издал дикий крик и забился. Охотник и Ширам с силой ухватили его за руки, не давая вывернуться и помешать жрецу. Однако кровь вдруг начала униматься, и вдоль раны появился темный ожог, будто от огня.

— Как он? — хрипло спросил Ширам, когда Хаста закончил.

Тот ответил, не поворачивая головы: