Циклоп и нимфа

9 февраля 1861 г. 9 часов вечера

Гостиница-трактир Ионы Крауха

Клавдий Мамонтов и Пушкин-младший выпили по стакану вина, согрелись. Скинули промокшую, пропотевшую одежду. Мамонтов кликнул гостиничного слугу и приказал принести два ведра горячей воды. Вода появилась, а с ней фаянсовый таз и кувшин. Они начали мыться и бриться. Стоя пред зеркалом, намылили лица. Александр Пушкин-младший, подправляя свои щегольские усы, подмигнул своему отражению.

– Знаешь, когда я только женился, – сказал он, – выхлопотал в полку двухмесячный отпуск. И была у меня странная жизнь в Петербурге, Клавдий, похожая на сон. Встаешь с постели в третьем часу дня – потому что с бала вернулись поздно, а ночью жена молодая, сам понимаешь. Пока раскачаешься – кофию выпьешь, с женой поговоришь… Пока то-се, завтрак несут или обед – сам черт не разберет. А за окнами уже смеркается. Зима, как сейчас. Сидишь очумелый в шлафроке. А затем на ночь начинаешь бриться – вот как мы сейчас с тобой. Потому что снова на бал – жена обожает танцы. Или в оперу – кастратов итальянских слушать. Сначала, казалось, умом тронусь от таких парадизов – это после нашей-то полковой муштры. А потом привык. И даже понравилась мне праздность. И в полк я возвращался с неохотой, отвыкал от такой жизни с трудом.

– Офицеры в полку в карты по ночам режутся, – заметил Клавдий Мамонтов.

– Я не картежник, меня эта батюшкина страсть миновала. Я музыку люблю. Помнишь тот музыкальный вечер, с которого все и началось?

Клавдий Мамонтов, скребя подбородок опасной бритвой, кивнул. Шуберт… трио… Они играли его втроем – да как играли! И вот двое из игравших мертвы. А третья… Аликс под надзором в доме священника. Трио…

– Саша, я подумал сейчас – поручик Дроздовский под арестом, его возможный мотив нам ясен. Аликс… она здесь, и ее мотив ясен тоже. Но… может, мы с тобой что-то проглядели?

– Что? – спросил Пушкин-младший, ополоснув лицо.

– Может, есть кто-то еще во всей этой истории? Кто-то третий, кого мы до сих пор не видели? Вообще, что мы видели, что знаем? Что след кровавый на подоконнике мужского сапога. Что должна быть сабля, которой их убили, и мы ее не нашли. Следы к оврагу и кровь на снегу. Шкатулка с драгоценностями, что пропала и опять-таки не найдена. Украдена? И еще – криков никто не слышал, потому что убийца подгадал под фейерверк. И брошенные в сугробе тулуп и золотая маска.

– Еще у нас сидит под замком мерзавец конюх-соглядатай. Может, он и есть вор и убийца?

– Я не о нем, – Клавдий Мамонтов тоже смыл мыльную пену с лица и вытерся полотенцем. – Я сейчас, как и ты, тот вечер музыкальный вспомнил. Как мы слушали, как смотрели постановку. И после этого барон Корф… помнишь, что горничная нам сказала – лакей Макар уходил со двора в особняк на Солянке. Меланья считала, что он уходит к Аликс. И оно так и было. Однако… барон Корф… Что там Аликс нам крикнула насчет извращенных умов и сердец? Эти живые картины, как ты выразился, – утонченное варварство. При определенных склонностях подобное зрелище… Кто знает, какие наклонности у барона? Горничная твердит, что Меланья спешно увезла Макара из Москвы в имение. От соблазна. Нам сейчас кажется – это из-за Аликс, которая последовала за ними. Но, может, причина не только в ней? Но и в бароне, воспылавшем нездоровой страстью к красавцу в образе Вакха?

– Это что-то новое, – хмыкнул Пушкин-младший. – В стиле Пира Тримальхиона Петрония?

– Мне покоя не дает одна деталь. Тот узел на руке Макара. Ленту кто-то пытался развязать, а сам он, как ты и сказал, этого сделать никак не мог, только бы туже затянул. Но его пытались освободить, отвязать от кровати. И это сделал убийца. Мне так кажется.

– Не отвязал же. Убил, и как жестоко. Колотая рана в живот.

– Да. Что-то произошло, и убийца сменил намерение.

– И, по-твоему, это барон Корф? И где же он?

– Мы обыскали лишь гостиницу и трактир, а здесь целый городок.

– Ты хочешь сказать, что барон тоже, как Аликс, как поручик Дроздовский, последовал сюда за Меланьей и ее лакеем? Приехал инкогнито?

– Я просто размышляю. Я предполагаю – возможно, есть кто-то третий в этой истории. И он нам неизвестен.

– Такую фигуру, как барон, заметили бы в городишке немедленно. Правда если он приехал инкогнито, переоделся… Кстати, он ведь однокашник моего отца по лицею. Трудно представить, что в своем возрасте он пустился в кровавую авантюру. Хотя все возможно, когда буря страстей бушует в груди. Но есть еще один, о ком мы слышали, но кого не знаем, Клавдий.

– Кто?

– Тот, с кем поручик Дроздовский стрелялся на дуэли из-за Меланьи.

– Точно! А я и забыл об этом.

– Человека этого знает сам Дроздовский. Но нам он ничего не скажет. Дуэль держалась в секрете. А вот барон Корф слышал звон и знает, где он, – упоминал, что это какой-то очень знатный аристократ. Из-за него Дроздовского чуть не разжаловали, видно, прогневались при дворе.

– Пойдем сейчас к Дроздовскому, спросим его, – Мамонтов схватил чистую белую рубашку и поспешно надел ее.

– Он нам не скажет. Пустая трата времени.