Цири

– В подвал! – повторил ведьмак, беспокойно прислушиваясь к быстро приближающемуся реву и крикам толпы. – Краснолюды – в подвал. К черту ваше дурацкое геройство!

– Ведьмак! – охнул Золтан, сжимая топорище. – Я не могу… Там погибают мои братья…

– В подвал! Подумай об Эвдоре Брекекекс. Хочешь, чтобы она овдовела еще до свадьбы?

Аргумент подействовал. Краснолюды спустились в подвал. Геральт и Лютик прикрыли вход соломенной рогожкой. Вирсинг, обычно бледный, теперь был белый. Как сметана.

– Я видел погром в Мариборе, – выдохнул он, глядя на вход в подвал. – Если их там найдут…

– Отправляйся на кухню.

Лютик тоже был бледен. Геральт не очень этому удивлялся. В нечленораздельном и монотонном до того реве, доходившем до них, зазвучали отдельные ноты. Такие, при звуке которых волосы вставали дыбом.

– Геральт, – простонал поэт. – Я немного похож на эльфа…

– Не будь идиотом.

Над крышами расцвели клубы дыма. А с улочки вылетели беглецы. Краснолюды. Обоего полу.

Двое, не раздумывая, прыгнули в озеро и поплыли, резко буравя воду, прямо на плес. Остальные разбежались. Часть свернула к корчме.

Из улицы выперла толпа. Она бежала быстрее краснолюдов. Эту гонку выигрывала жажда убийства.

Крики убиваемых сверлили уши, зазвенели цветные стекла в окнах корчмы. Геральт почувствовал, как у него начинают дрожать руки.

Одного краснолюда буквально разорвали на части. Другого, поваленного на землю, за несколько секунд превратили в кровавое месиво. Женщину закололи вилами и пиками, ребенка, которого она защищала до конца, просто растоптали, раздавили ударами каблуков.

Трое – краснолюд и две женщины – бежали прямо к корчме. За ними гналась ревущая толпа.

Геральт глубоко вздохнул. Поднялся. Встал. Чувствуя на себе полные ужаса взгляды Лютика и Вирсинга, снял с полки над камином сигилль, меч, выкованный в Махакаме, в кузнице самого Рундурина.

– Геральт… – душераздирающе застонал поэт.

– Ладно, – сказал ведьмак, направляясь к выходу. – Но это последний раз! Пусть меня удар хватит, это действительно будет последний раз!

Он вышел на крыльцо, а с крыльца уже прыгнул, быстрым взмахом рассек надвое верзилу в одежде каменщика, замахнувшегося на женщину кельмой. Следующему отсек руку, вцепившуюся в волосы другой женщины. Топчущих поверженного на землю краснолюда разделал двумя резкими косыми ударами.

И пошел в толпу. Быстро, извиваясь в полуоборотах. Рубил специально широко, на первый взгляд беспорядочно, зная, что такие удары бывают особенно кровавыми и более зрелищными. Он не хотел убивать. Хотел только как следует покалечить.

– Эльф! Эльф! – раздался дикий голос из толпы. – Убить эльфа!

«Какое преувеличение, – подумал он. – Лютик еще, может, и сойдет, но я не похож на эльфа, как ни крути».

Он высмотрел того, который кричал, кажется, солдата, потому что тот был в бригантине[132] и высоких сапогах. Ввернулся в толпу угрем. Солдат заслонился древком копья, которое держал обеими руками. Геральт прошелся мечом вдоль древка, отрубив солдату пальцы. Закружился, очередным широким ударом вызвав крик боли и фонтаны крови.

– Пощади! – Расчохранный парнишка с ошалевшими глазами упал перед ним на колени. – Смилуйся!

Ведьмак смилостивился, удержал руку, а предназначенный для удара напор использовал для разворота. Краем глаза увидел, как юнец вскакивает, увидел, что у него в руках. Геральт переломил оборот, чтобы развернуться в обратный вольт. Но увяз в толпе. Всего на долю секунды увяз в толпе.

И мог только видеть, как на него летит трезубец вил.

Огонь в топке огромного камина погас, в холле сделалось темно. Веющий с гор ветер свистел в щелях стен, выл, врывался сквозь неплотные ставни окон Каэр Морхена, Ведьмакова Пристанища.

– Дьявольщина! – Эскель не выдержал, встал, отворил буфет. – «Чайку» или водку?

– Водку, – в один голос ответили Койон и Геральт.

– Ну конечно, – проговорил сидящий в тени Весемир. – Ну конечно, ясно! Утопи́те свою глупость в сивухе! Идиоты чертовы!

– Это был несчастный случай… – бухнул Ламберт. – Она уже справлялась на гребне…

– Заткнись, дурень! Слышать тебя не хочу! Говорю тебе, если с девочкой что-нибудь случилось…

– Она же прекрасно себя чувствует, – мягко прервал Койон. – Спит спокойно. Глубоко и здоро́во. Проснется немного побитая, вот и все. О трансе, о том, что случилось, вообще не будет помнить.

– Лишь бы вы помнили, – засопел Весемир. – Головы еловые! Налей и мне, Эскель.

Молчали долго, вслушиваясь в вой метели.

– Надо кого-нибудь позвать, – сказал наконец Эскель. – Надо притащить сюда какую-нибудь магичку. То, что творится с девочкой, – ненормально.

– Уже третий раз такой транс.

– Но в первый она говорила членораздельно…

– Повторите мне еще раз, что она говорила, – приказал Весемир, одним духом осушив кубок. – Слово в слово.

– Слово в слово не получится, – сказал Геральт, уставившись на уголья. – А смысл, если вообще есть смысл искать смысл в ее словах, таков: я и Койон умрем. Зубы будут нашей гибелью. Обоих нас убьют зубы. Его – два. Меня – три.