Цирк семьи Пайло

Со стороны хижины Мугабо раздавался непрекращающийся грохот. К небу поднимались столбы огня, как будто на гигантском батуте подскакивали кометы. Над игровыми площадками проносился огненный вихрь.

Пожар начался через две минуты после того, как Мугабо вошел в свою лабораторию и увидел, что случилось с его святилищем. Ему удалось выбраться на крышу, где он и лежал теперь в бессознательном состоянии.

Курт Пайло наблюдал за пожаром из окна своего трейлера до тех пор, пока не погасли последние языки пламени. Затем, подняв брови, сел за письменный стол. Маг явно репетировал свое приватное шоу в административном раже. Папаша содрал бы с мага кожу, надругался бы над ним и затем скормил по ложке тварям из комнаты смеха, Курт же младший привечал исполнителей. Вот что такое настоящий менеджмент, да, сэр.

— Шоу будет что надо, — произнес Курт, ни к кому не обращаясь.

* * *

Акробаты провели день на Аллее интермедий, очаровывая женщин и вызывая симпатии мужчин. Позднее они вернулись в свой шатер, чтобы обнаружить, что их инвентарь и мебель подверглись вандализму. Все акробаты были согласны: в предстоящие дни клоуны поплатятся за свои безобразия.

— Нет, нет, нет, — возражал Рэндольф, — нам не нужно спешить, следует дать им поволноваться некоторое время, подумать, что их ждет.

— Возможно, — ответил Свен, — но, что бы мы ни делали, это должно покончить с этой фигней раз и навсегда.

— Раз и навсегда? Единственный способ добиться этого — разделаться с ними со всеми.

— Да, именно это и надо сделать, — согласился Свен.

— Вы же не собираетесь прикончить их всех? — сказал Рэндольф.

— По крайней мере, одного-двух, — ответил Свен.

— Кого именно?

— Того старого хрена. Как насчет этого?

— Уинстона? — спросил Рэндольф. — Нет, он не худший из них. Кого-нибудь еще.

— Кого же?

— Нового парня, — предложил Рэндольф. — Этого рыжеволосого, который издевается над цыганами. Как его зовут?.

Его звали Джи-Джи. Рэндольф не доверял ему ни секунды. Другие согласились, что это послужит хорошим уроком для остальных клоунов.

* * *

Джи-Джи отложил шар в сторону и снова лег на кровать. Он не знал, можно ли было сделать так, чтобы ночью во время сна краска не стиралась с лица, и подумал, что надо бы попросить Рафшода прийти утром и нанести краску на лицо, и в это время его руки нащупали под подушкой сложенный лист бумаги. Он развернул его и увидел, что это письмо от Джейми. В письме говорилось:

Дорогой Джи-Джи!

Сожалею, что использовал так много порошка, но я не мог заснуть иначе и проснуться запачканным с ног до головы кровью. Понимаю, между нами есть различия, но хочу предложить перемирие. Пользуясь краской несколько лет, я все равно погибну. Пока же, оставаясь живым, я даю тебе возможность оставаться живым тоже. Что ты скажешь по этому поводу?

Джи-Джи скомкал в кулаке бумагу и выбросил. По его лицу расползлась улыбка.

— Вот что я тебе скажу, пидор.

* * *

Позади хижины укротителя львов в тени деревянных ворот Аллеи интермедий кралась фигура, которую мог разглядеть лишь самый острый глаз. Это был Джи-Джи, похожий на пугало с топором в руках. Он то вертел им, как тростью для прогулки, то держал топорик над головой, как зонтик. При этом он едва слышно насвистывал песню:

— Que Sera, Sera.[4]

Никто не слышал, как он тихонько проскользнул в открытую дверь хибары, расположенной за палаткой с вывеской «Подстрели утку, выиграй приз». В хибарке в настоящее время проживала цыганка, делавшая ожерелья из морских раковин. Это была старейшая служка в шоу. Она была здесь еще до того, как Курт-младший унаследовал цирк, и помнила яростную ругань Пайло-старшего, помнила, что случалось тогда с молодыми цыганками, которым выпало несчастье родиться привлекательными.

Некоторые служки слышали пронзительный крик, который она издала в последний миг своего существования в шоу, другие слышали глухие удары топора по голове: бум, бум, бум. Но никто не пришел, чтобы разузнать, что случилось. В этом не усматривали ничего особенного. Служки поступили так, как поступали всегда, когда слышали по ночам такие глухие удары: они запирали двери на двойной засов, плотно закрывали окна, крестились и отправлялись в постель, не зная, чья очередь наступила в этот раз.

Джи-Джи улыбался, когда выводил на дверце шкафа ответ Джейми окровавленным пальцем. Второе послание он написал карандашом на стене на случай, если утром придет Рафшод, чтобы покрасить ему лицо. Он предупреждал его, чтобы тот не трогал его в этот раз. Джи-Джи хотел, чтобы Джейми увидел это.

* * *

И Джейми увидел. Он проснулся среди гомона в цирке, готовившегося к предстоящему представлению, и пережил мгновенное удивление.