Цитадель души моей

Я послушно напряг память. Потные дрожащие руки, расправляющие на кушетке странную яркую полосатую шкуру. Убегающий взгляд маслянистых глаз, жирные губы, временами несмело раздвигающиеся в робкой улыбке. Снова руки, теперь разливающие вино из кувшина по двум большим чашам ажурного серебра с золотой инкрустацией. Вино льется неровной струйкой, капли литят мимо чаш, по белоснежной скатерти расплываются красные пятна. Он гол и рыхл, незнакомый мне нобиль, два часа назад купивший меня прямо у торгового корабля, тело его похоже на перебродившее тесто с торчащей из него ложкой, но сильнее всего в памяти отпечатались почему-то руки. Руки, срывающие фибулу; руки, разжигающие огонь в камине. Они двигались в явном разладе с желаниями и словами хозяина, вызывая непонятное ощущение — будто стал свидетелем чего-то гадкого. Он что-то говорил, а руки что-то делали — что-то своё, о чём хозяин даже не подозревал. Что он говорил-то? Тяжелое дыхание, хриплый влажный голос: «Ты настоящее чудо, прекрасный дикий цветок горного шиповника. Какая удача, что я вовремя тебя увидел…»

Я дернулся, выдохнул и открыл глаза.

— Нет, — прошептал, — я не помню.

— Не перестаю я вам удивляться, — вольп хмыкнул и откинулся в кресле, — как такое может быть, что одни считают великим благом то, о чём другие боятся даже думать. Не хочешь говорить, тогда слушай. Слушай мой голос. Не слушай, что я говорю, слушай голос.

Считай слова, которые я говорю. Не пытайся их понять, просто считай. И слушай голос.

Нет ничего важнее моего голоса…

Сияние глаз вольпа вдруг обволокло меня всего золотистой вуалью и потянуло вниз, в клубящуюся тьмой и ледяным холодом глубину.

* * *

— Это еще кто такой?!

— Это… Бер… он это, был у сенатора…

Тишина, наполненная тяжелым дыханием и сгущающимся напряжением.

— На хера! Вы! Толпа ублюдков! Его сюда приволокли!?

— Бер, это еще не всё… мы пришли в третьем часу, как уговаривались, но сенатор был дома… короче, он мёртв.

Полная тишина. Потом тихий, почти ласковый голос:

— Вы убили сенатора Домициана? Претора бестий? И после этого вы еще осмелились…

— Нет! Бер, нет! Не мы его убили — он уже мертв был! Мальчишка его убил!

— Вот как? Уверен? Вы месяц готовите ограбление одного из могущественнейших людей империи, а когды вы врываетесь в дом, то вместо богатой добычи обнаруживаете мертвого сенатора и кучу проблем. И вы хотите сказать мне, что вас обвёл вокруг пальца вот этот сосунок? Я думаю, всё намного хуже…

— Нет, Бер, — еще один голос, тише прежнего, но увереннее, — всё чисто. Похоже, просто случайность. Сар его поспрашивал немного…

— Я вижу, — ворчание, — ладно хоть догадался совсем не убить. Продолжай.

— Сенатор его утром купил, прямо с корабля. Загорелся. Ты ж знаешь, как он на смазливых мальчиков падок. Был.

— Так то на смазливых. Не говори мне, что он на этого заморыша соблазнился.

— Худоват, да. Но до разговора с Саром он и правда ничего выглядел. Лупанарии б за него подрались, довези его торговец до форума. Что ни говори, глаз у сенатора на это дело наметанный. Был. Торговца я проверил — он подтверждает, что утром продал мальчика какому-то нобилю. Домициана описал узнаваемо.

— Понятно. А увидев дом изнутри, маленький дурачок решил, что может быстро разбогатеть. Убить же потерявшего разум от вожделения сенатора, думаю, было проще простого. Да, могло быть и хуже — успей пацан смыться с уловом. Далеко бы не ушел, конечно, но было бы хуже, это точно.

— Не совсем так, Бер. Труп уже холодный был, когда мы его нашли. Пацан сто раз смыться успел бы, если б захотел. Удрать он даже не пытался.

— Он что, сумасшедший?

— Нет, он фригиец. Там мужеложство все ещё позором считается. Дикари, что тут сказать.

— Нет, он всё-таки сумасшедший. Сенатор Домициан! Из моих лягушат любой мать родную бы зарезал и изнасиловал, чтобы на месте этого недоделка оказаться. А этот маленький варвар… как он его убил, сенатора?

Короткая заминка, несколько сдавленных смешков.

— Он ему х… оторвал.

Секунда потрясённой тишины. Громовой хохот.

— Что, правда? — снова смех, — эй, плесните кто-нибудь водой на него, надо в сознание его привести.

Вспышка бодрящего холода. В багровом тумане медленно проступает грубое бородатое лицо. Скалится.

— Порядок. Слышь, малец, а я тебе даже завидую немного. Хотел бы я сам это сделать… хи-хи. Знаешь что? Ты мне нравишься, и я попробую тебя спасти. Но должен будешь.

Тащите его к вольпу.

И опять темнота.

* * *

Жаркий шепот во тьме.

— Воздай хвалу богам, мальчик. Кому ты там молишься? Фебу, Сатурну? А, неважно — воздай всем. Ты не знаешь, как тебе повезло! Я и сегодня — не последний человек в Империи, а завтра стану неизмеримо выше. Потому что власти рыжих бестий придёт конец — у нас будут новые друзья и даже не друзья — братья! Всё будет по-новому и это — благодаря мне!

Темнота вспыхивает двумя озёрами золотого огня. Темнота ошеломлена и не может сдержать удивления.

— Как мы раньше не замечали!? Вы же так похожи… это всё меняет…

Теперь темнее, чем даже раньше.

* * *

— Кто это? Что он здесь делает?

— Не обращай внимания. Он в трансе, он нас не слышит.