Цитадель Гипонерос

В 20-м году эры империи Ангов я был техником ОГ, Официального Головидения. Нам поручили вести репортаж о штурме епископского дворца Венисии имперскими силами, собранными из наемников-притивов, полиции и пурпурной гвардии. Мы вошли во дворец одновременно со второй волной атаки. Предыдущие подразделения уже ликвидировали многочисленные очаги сопротивления, и бесчисленные трупы страшно изуродованных осгоритов усеивали коридоры и комнаты на верхних уровнях. Мы пострадали от нескольких взрывов светобомб, и приходилось уберегать свои жизни единственно подражая рефлексам полицейских, которые нас сопровождали. Проходы были изрешечены минами, осколками гранат и другим менее или более изощренным взрывчатым оружием, которое нанесло серьезный ущерб атакующим. Дым был настолько густым, что наши голографические линзы, несмотря на сверхчувствительность, почти не улавливали деталей (за что нам серьезно влетело от начальства). Нами двигала надежда выкурить муффия Барофиля Двадцать Пятого, Маркитоля, человека, которого всем венисийцам не терпелось увидеть выставленным на центральной площади Романтигуа на огненном кресте. Через час отчаянно медленного продвижения мы добрались до подвала. О муффие ходили самые фантастические слухи: одни утверждали, что в него ударила волна высокой плотности, другие заявляли, что он сам себе пронзил сердце кинжалом, третьи уверяли, что он укрылся в ремонтной мастерской дерематов, четвертые — что к нему подошли подкрепления от воинов безмолвия. Наш поход проходил под аккомпанемент рева взрывов и стонов раненых. Умирали сотни людей, и в нас росла ненависть к Маркитолю, к человеку, которого мы считали виновным в этой ужасной бойне.

Терни Жойон, «Автобиография очевидца»

Мальтус Хактар уже подумывал, не свихнулся ли он. Только идущий от волнобоя жар связывал его с реальностью и не давал окончательно распрощаться с рассудком. Ближайший труп в нескольких метрах от него внезапно охватили странные конвульсии, как если бы он восстал и теперь окончательно возвращался к жизни. Шеф-садовник не мог свыкнуться с мыслью, что это жерзалемянин, едва восставший из заморозки и ставший невидимым якобы благодаря священному слову (выходит, не просто так хвастал), шевелит распростертое на полу коридора тело и роется в его карманах в надежде найти оружие. Осгориту, как и многим его землякам, требовалось увидеть, чтобы уверовать, а в дымных сумерках он ничего не различал, кроме сотрясаемого судорогами трупа в комбинезоне, по которому идет необъяснимое шевеление.

Наемники-притивы все, как один, из-под огня его волн высокой плотности отступили за кучу земли с щебнем, вывалившейся из развороченного потолка. Их взгляды были прикованы ко входу в маленькую комнатку, и они, очевидно, не заметили дерганых движений рук и торса своего мертвого товарища. По отблескам лучиков света в укрытии Мальтусу Хактару показалось, что они собирают части дезинтегрирующей лучевой пушки — одного из тех устрашающих орудий, против которых не может устоять никакая броня. Дверной проем представлял собой узость, и они, вероятно, планировали разнести стену комнаты, чтобы начать массированную атаку по фронту открытого пространства. Они рисковали вызвать крупные оползни и, учитывая чрезвычайную сложность подвалов епископского дворца, обрушить большую часть здания.