Цивилизация Древнего Рима

Явно не было случайностью и то, что первый большой парк, существование которого приписывается Риму, был творением Лукулла, победителя Митридата. Его военные кампании против этого царя позволили ему пройти по территориям, которые уже давно находились под влиянием Персии. Персидские цари традиционно обладали обширными дворцами, предназначенными для удовольствия, с парками, которые назывались «раем», достаточно большими, чтобы там на свободе разгуливали хищники, а некоторые сооружения располагались в рощах, фруктовых садах, среди цветников. Почти всюду были разбросаны павильоны для охоты, беседки, места для приема на свежем воздухе. Этот традиционный «рай» не был совсем утрачен в правление преемников Александры. Традиция переживет Античность и будет продолжаться от династии к династии вплоть до современного Ирана. Именно в Азии (в Анатолии, в Сирии, где мода на «рай» известна издревле) римские полководцы впервые увидели сады; именно там они нашли и образцы загородных домов, которых вскоре станет много и в Италии.

Эта мода на сады и виллы, предназначенные для удовольствия, не приобрела бы широкой известности, если бы римляне не приняли ее только ради позерства и тщеславия. Они не развили бы этого искусства, которое оставалось на Востоке достаточно редким и однообразным, они не стали бы украшать им повседневную жизнь, если бы смутно не чувствовали, что оно отвечает их более глубоким переживаниям. Старинный зов земли, дошедший до Катона, несмотря на его «современные» искушения, связанные с доходностью и научным ведением хозяйства, не переставал раздаваться в душе римлян в течение следующих поколений, и примеры Востока предлагали им своеобразное средство примирить старую национальную идеологию и вкус к великолепию, которому отныне они не могли сопротивляться. Древние villae rusticae перестраивались: фасады удлинялись, украшались портиками, которые позволяли прогуливаться по террасе летом в тенистой прохладе, зимой она восхитительно нагревалась солнцем. Из хозяйских помещений открывалась либо зеленеющая перспектива, либо внутренние дворики, преображенные в огражденные сады. Сельскохозяйственные постройки стали возводить напротив помещений, предназначенных для досуга, и случалось, что стада, возвращающиеся вечером с пастбища, брели вдоль красиво обрезанных изгородей, которые ограничивали парк, и этой сельской реальности, скорее угадываемой, чем ощущаемой в действительности, было достаточно, чтобы совесть владельца, слишком гордого, чтобы отрекаться от древних достоинств, была чиста.

Этот вкус к садам, весьма развитой завоеванием Востока, не случайно был завезен полководцами-победителями. Сады уже встречались в Кампании. Порты Кампании находились в непосредственных отношениях со средиземноморским Востоком, и очень вероятно, что создание Делоса как зоны свободной торговли после 167 года до н. э. и активное плавание в Эгейском море большого количества итальянских negotiators[305]

способствовало началу трансформации итальянского дома под влиянием заморских образцов. Именно в то время появились первые перистили в Помпеях. Иногда они оформлялись как расширение старого atrium, бывшего когда-то двором, на который выходили сельские дома со своей единственной комнатой; иногда они, видимо, представляли собой оригинальную интерпретацию священных periboles[306], которые архитекторы эллинистических городов возводили вокруг алтарей. В том и в другом случае из комнаты должен был открываться вид на зелень и цветы. Даже если комнаты были невелики и не было возможности развести настоящий сад, следовало создать иллюзию, рисуя деревья, рощи и перспективу на основной стене: парк, о котором мечтали, словно бы виднелся между колоннами. Римляне настолько любили окружать себя садами, что глухие комнаты городских домов украшались так же. Так был украшен дом Ливии на Палатине в Риме, где стена была превращена в павильон «рая». Другой декоративный стиль в Помпеях объясняется по большей части этим желанием уничтожать всякий пространственный предел и создавать вокруг дома воображаемую среду.

Знаменитое письмо Плиния Младшего помогает нам понимать, что именно богатый римский собственник ожидал от своего загородного дома, и мы увидим, что текст приходит на помощь археологии.

(2) Вилла отстоит от Рима в 17 милях, так что, покончив со всеми нужными делами, полностью сохранив распорядок дня, ты можешь там пожить. Дорог не одна: туда ведут Лаврентийская и Остийская; с Лаврентийской свернуть у четырнадцатого столба, с Остийской у двенадцатого; и там и тут начинаются пески; в повозке ехать тяжелее и дольше; верхом приедешь скорее, и дорога для лошади мягкая.

(3) Вид все время меняется, дорогу то обступают леса, и она тянется узкой полосой, то расстилается среди широких лугов. Много овечьих отар и лошадиных табунов, много стад крупного рогатого скота: зима их согнала с гор, и животные отъедаются травой на весеннем солнце.