Цивилизация классической Европы

За пределами средиземноморского пространства семнадцать старинных провинций (Нидерланды, Соединенные провинции) были единственным регионом, достигшим степени традиционной урбанизации, сравнимой с итальянской. Антверпен, достигнув уровня примерно 100 тыс. жителей, стабилизировался между 40 и 60 тыс. Брюссель в течение XVII века превысил 50 тыс. жителей, численность Гента была несколько ниже, а Брюгге — приблизилась к 40 тыс. душ. Но на юге города стагнировали или сокращались, и после сорока лет лучшей администрации «Бельгия» к 1750 году находилась на уровне урбанизации 1560-х славных лет. Все городское население, примкнувшее к реформации, подалось на север. В 1557 году Амстердам, с его 35 тыс. жителей, вышел на уровень Утрехта. Амстердам, с нашей точки зрения, подобно Мадриду, обладает преимуществом легко датируемой и осуществившейся целиком в начале XVII века урбанизации. В 1622 году он превысил показатель 100 тыс. душ, сменив Антверпен в качестве демографической метрополии Нидерландов, после того как отнял у него первенство в колониальной торговле и банковском деле. Именно между концом XVI и началом XVII века Северные Нидерланды осуществили прорыв в своей урбанизации, благодаря приливу протестантских эмигрантов с юга. Между 1557 и 1622 годами, кроме возрастания населения Амстердама втрое, можно отметить также удвоение численности населения городов Зейдерзее и рост населения внутренних городов на 50 %. Лейден и Хаарлем имели 45 и 40 тыс. жителей, Делфт, Эйндховен, Роттердам слегка превысили 20 тыс.; численность населения в Дордрехте, Гааге, Хауде, Хоорне варьировалась между 15 и 20 тыс., в Алкмааре была чуть ниже. Зеландская мутация, поднявшая Мидделбург до уровня 25 тыс. жителей, была сравнима с голландской мутацией на берегах Зейдерзее. Для Голландии — Зеландии XVII век — 1-я пол. XVIII века были периодом консолидации и медленного роста. Перепись 1795 года, отмеченная систематической недооценкой, дает ситуацию, которую можно с достаточным основанием проецировать на середину XVIII века: Амстердам — 221 тыс. человек, Роттердам — 53 тыс., Гаага — 38 тыс., Гронинген — 24 тыс., Хаарлем — 21 тыс., Мидделбург — 20 тыс., Дордрехт и Маастрихт — по 18 тыс., Леэваарден — 15 тыс., Делфт — 14 тыс., Буа-ле-Дюк — 13 тыс., Зволле и Хауде — по 12 тыс., Нимвеген — 11 тыс., Заандам и Арнем — по 10 тыс. Тем не менее именно в Соединенных провинциях впервые в Европе и мире первичный сектор деятельности был обойден вторичным и третичным — в большей степени специфическими городскими секторами. Эти цифры позволяют лучше выявить слабость востока. До бедствий Тридцатилетней войны Гамбург, Данциг и Аугсбург, имевшие порядка 40–50 тыс. человек, обогнали старинную метрополию Кёльн, который вместе с Любеком, Веной, Прагой, Нюрнбергом держался в пределах 30–40 тыс., тогда как Магдебург, Бреслау, Страсбург вышли на уровень 30 тыс. жителей. Антверпен и Амстердам позволяют измерить германскую экономику. Катаклизм Тридцатилетней войны более тяжело поразил городскую сеть империи, нежели ее деревенскую массу. До 80-х годов XVII века город будет восстанавливаться с нуля, причем значительно восточнее, чем уничтоженная в начале нашего периода сеть. Таков пример Берлина. Берлин использовал в 1688 году первую административную унификацию в ущерб пяти периферийным коммунам. Первый большой Берлин 1688 года насчитывал 58 тыс. жителей, из которых 20 тыс. на первоначальном местоположении. Политический в высшей степени взлет Вены был того же рода. Избавленный разом от турецкой угрозы победой под Каленбергом и реконкистой венгерской равнины, оказавшись с этого времени в центре Дунайского бассейна, переживавшего процесс унификации, давно переполненный внутренний город перетекает в свои предместья. Вена достигает 100 тыс. жителей около 1700 года. Еще одна новая черта — заметное развитие портов. Гамбург достиг 60 тыс. жителей, по-видимому, в 1700 году и начал процесс аннексии Альтоны. Любек оставался в пределах 30 тыс. человек, в тени своего слишком мощного эмансипированного подданного (Гамбург), сделавшегося соперником. Данциг, в какой-то момент XVII века вроде бы приблизившийся к показателю 70 тыс. жителей на волне экспорта балтийского леса, утвердился на неизменном уровне в 50 тыс. человек, обогнав Кёнигсберг, долгое время остававшийся в пределах 30–40 тыс. жителей.

На востоке происходят другие подвижки. К концу XVII века Бреслау и Прага преодолели отметку в 40 тыс. человек, тогда как Лейпциг и Дрезден едва превысили показатель 20 тыс. Трудно оценить население Москвы. К 1600 году оно было, несомненно, порядка 80 тыс. жителей; в 1750 году, после колоссальных усилий Петра Великого на Неве, Москва по-прежнему превосходила Санкт-Петербург (чуть больше 100 тыс. жителей против чуть менее 200 тыс.). Городская сеть, таким образом, позволяет одновременно проследить долгий подъем Востока и в то же время лучше оценить существовавшие в середине XVIII века масштабы расхождения, которое предстояло преодолеть.

* * *