Филиппу V доставались Индии и полуостров, за исключением Гибралтара и Менорки; Франции — границы в соответствии с Рисвикским миром. Императору — Нидерланды и испанская Италия, за исключением Сицилии, отданной Пьемонту. Между двумя великими континентальными державами (население имперской конфедерации примерно на 3 млн. человек превышало французское население, бывшее при этом богаче и однороднее) находился защитный экран «барьеров». По голландской концепции, обобщенной и преобразованной англичанами, система барьеров была установлена от Северного моря до Апеннин в зонах пересечения интересов Бурбонов и Габсбургов: Нидерланды, Италия, рейнские земли. «Охрана их была поручена державам второстепенным, слишком слабым, чтобы они могли обеспечить ее без содействия Англии».
Урегулирования в Северной Америке касались лишь деталей: Гудзонов залив и Гудзонов пролив, Акадия,
[62]Ньюфаундленд, Сент-Кристофер — давний спорный вопрос, решенный в интересах Англии. И не более. Большое значение имела многонаселенная Америка, она оставалась испанской, но экономически отошла от Испании через
asiento— разрешенный корабль, огромное судно постоянно обновляемого груза, которое англичане могли посылать каждый год в порты испанской Америки в качестве торговой привилегии;
[63]сам же полуостров был опутан сетью тарифов. Англия добилась в Америке преимущественного положения, какое французы получили в 1701–1712 годах во времена
del Rey nuestro abuelo.
[64]Кастильские Индии, оставленные под политической властью Испании, были включены в экономический кондоминиум морской Европы. Во главе этого кондоминиума стояла торговая Англия. Не
бесконфликтно,не без сопротивления со стороны испанских властей. Это продолжалось вплоть до 1770 года, когда возрождающаяся Испания возжелала реколонизировать для себя кастильские Индии. Целью этого запоздалого, но эффективного усилия стала независимость. С 1715 по 1770 год три державы значительно потеснили Испанию в экономической эксплуатации кастильских Индий: и первой здесь была Франция, главным образом в Кадисе. Если положение англичан внутри монополии было несколько ниже французского, то в «коммерции на конце копья» — т. е. в контрабанде — они преобладали на 80 %. Третью позицию занимали голландцы. В 1715–1770 годах испанская Америка имела, таким образом, четыре экономические метрополии. Во главе встала Англия, Франция приближалась ко второй позиции, далеко позади шли голландцы, испанцы возглавляли замыкающих: португальцев, генуэзцев, ганзейцев и северян. Это не было обозначено в договорах, но вытекало из их практики. И так как испанская Америка продолжала иметь большое коммерческое значение, мы можем оценить одновременно масштабы и пределы английского преобладания. Так же как на континенте Франция вынуждена была в значительной степени считаться с Англией, на море и вне Европы Англии приходилось в значительной степени считаться с Францией.Тем более что XVIII век не определялся целиком и полностью франко-английским соперничеством. Утрехтский мир привел даже к курьезной франко-английской коалиции, надо ли говорить: коалиции богатых? Династические резоны ее были очевидны. Регент боялся Филиппа V, единственного препятствия, которое отделяло его от трона в
случае возможной смерти юногоЛюдовика XV. Георг I и вигское большинство парламента в 1715–1716 годах жили под угрозой высадки якобитов, терзаемые латентным диссидентством шотландских горцев и католической Ирландии. Филипп Орлеанский боялся агентов Филиппа V. Регент тем активнее защищал
status quo,поскольку знал, что Франция истощена и что Утрехтский договор отстранял бывшего герцога Анжуйского от французской короны.Для Филиппа V, подталкиваемого второй женой Елизаветой Фарнезе и
validoАльберони, первоочередной задачей было вернуть Италию в сферу испанского влияния. Эта анахроничная мечта одновременно была нацелена на восстановление самого сердца средиземноморской Испании, глубоко травмированного разрывом испанской цельности Западного Средиземноморья. Дюбуа в Англии, Альберони в Испании были инструментами этого парадоксального и эфемерного ниспровержения альянсов.