– Я понял, господин, – отозвался управляющий, тот самый старик турдетан, что выходил на контакт с нами, – С госпожой понятно, она и сама подберёт всё, как надо, а что подобрать для молодого господина?
– Что-нибудь, ещё пристойное для мальчика его лет. По одному перстню на руку, пару браслетов. Ожерелье будет выглядеть по-женски и неприлично для него, так что – витую цепь с подвеской. Кинжал на пояс, ну и, пожалуй, обруч на голову.
– Обруч он может и потерять, господин…
– Потеряет, так потеряет – лишь бы голову не потерял вместе с ним. Обеднею я от этого, что ли? В общем, подбери для Гамилькара этих побрякушек где-нибудь драхм на триста. Если в чём-то не будешь уверен сам, посоветуешься с Имилькой, в этом у неё вкус получше моего. А награда – какую ты САМ осмелился бы предложить без моего ведома?
– Ну, если "забыть" о драгоценностях, то – в пределах сотни драхм, господин. За оба тела, а за одно это полсотни. Для здешней бедноты это уже немалые деньги.
– Да, это разумно. Через пару дней, когда ничего не найдут, добавишь ещё – до полутора сотен. Управляющие ведь ценятся своими хозяевами как раз за скаредность, а не за щедрость, а раз я болен, и от меня указаний нет – это будет правдоподобно. Награда за оба тела – сто пятьдесят драхм, на одном только Гамилькаре их около трёхсот, а уж на его матери – наверняка не меньше пятисот, – мы рассмеялись всем "военным советом".
– А заодно твоя "болезнь", почтеннейший, объяснит и твою "забывчивость" об отосланных тобой домочадцах, – добавил я, – Ты болен, и тебе не до того, а твой слуга – он, конечно, предан тебе и честен, но с твоей болезнью на него свалится столько хлопот, что зачем ему дополнительные, которые могут и подождать?
– И что обо мне люди подумают?! – старик управляющий всплеснул руками.
– Для тебя, Онит, важнее, что Я о тебе подумаю, – усмехнулся его хозяин, – Если надо побыть несколько дней трусоватым скупцом и нерадивым лентяем – разве это самое трудное из моих поручений, какие тебе приходилось уже выполнять?
– Как прикажешь, господин.
– А моя "болезнь" нужна вам ещё и для того, чтобы от меня в эти дни никто не ожидал бегства? – это уже адресовалось нам.
– Сперва, почтеннейший, мы вообще хотели "утопить" тебя с женой и сыном разом, – ответил Хренио, – Но мы не рассчитывали на остальных твоих домочадцев, а их слишком много, и раз ты хочешь вывезти их всех, то что тогда делать с ними? Всех вас разве "утопишь" за один раз? А повторяться – слишком рискованно. С тобой самим у нас, к счастью, время ещё есть. Можно изобразить твою смерть от горя и похороны – никого не удивит, если ты пожелаешь быть похороненным в саркофаге по обычаю Карфагена, а не сожжённым на погребальном костре, как это принято у греков. А можно и не скрывать самого факта твоего бегства, но пустить ищеек по ложному следу – если ты исчезнешь, но они выяснят при расследовании, что похожий на тебя по описанию человек был замечен случайными зеваками на пути в Понт, так и пускай разыскивают тебя у Фарнака…
– Который тоже готовится к войне с Пергамом, и этим нетрудно объяснить моё бегство к нему? – сходу въехал Одноглазый.
– И пускай шпионы всей Вифинии и всего Пергама наводнят Понт в поисках твоего присутствия или хотя бы твоих следов, – ухмыльнулся я, – А мы с тобой пожелаем им в этом всяческой удачи, – смеялись мы долго, смакуя подробности эдаких тщательных поисков в тёмной комнате чёрной кошки, которой там нет и в помине.
– Тоже неплохо, – оценил Циклоп, когда отсмеялся, – Но моя мнимая смерть, как и моей семьи, представляется надёжнее. Если умер – значит, умер. Кто станет совершать святотатство, тревожа мертвеца в его могиле? Даже если потом и вскроют её, на что ещё нескоро осмелятся, отсутствие останков тоже объяснимо – их выкрали мои сторонники из Карфагена для тайного перезахоронения в родовой усыпальнице Баркидов. Тем более, что моё бегство делает подозрительным одновременное "похищение пиратами" отосланных мной домочадцев, а вот если я болен, тут их "похитили", и потеря ещё и их доконала меня окончательно – кого это удивит? И кому они нужны, если я сам – мёртв?
– А тем, кто всё-же заинтересуется ими, мы подсунем пергамский след.
– Это возможно?
– Легко. Шпионы пиратов, разведывая обстановку в таверне, расплатятся в ней за еду и вино пергамскими монетами.
– Вряд ли Прусий поверит. Он знает Эвмена, а тот не опустился бы до подобной слишком мелочной для него мести.
– Главное, почтеннейший, чтобы о пергамской версии заговорили, а в качестве официозной она вполне сойдёт. А тем, кто не поверит в неё, останется только "настоящая пиратская" – пускай поищут твоих домочадцев на невольничьих рынках Родоса и Делоса, если не поленятся, – мы снова рассмеялись.