Цивилизация труда: заметки социального теоретика

Вместе с тем, провозгласив принцип «не трудящийся да не ест», христианство радикально разорвало с установками классической Античности. В обществе мелких производителей труд не мог считаться позорным занятием. В труде стали видеть нормальное состояние человека. Правда, поскольку это состояние сделалось необходимостью не в результате сотворения человека, а вследствие его грехопадения, в труде видели и наказание. Праздность была отнесена к числу тягчайших грехов. Каждый человек должен выполнять определенную функцию, все должны заниматься своим делом, хотя не все виды деятельности, необходимой для общества, в одинаковой мере приближают человека к Богу92.

Отношение к труду в Средние века было противоречивым: «Дворянство признавало лишь так называемые благородные занятия, которыми считались война, рыцарские подвиги и забавы, праздность. Добывание же материальных благ, грязные и тяжелые заботы о хлебе насущном были делом грубой черни. Руководство и организация производства в сельском хозяйстве, как правило, не были свойственны рыцарству, перекладывавшему эти функции на трудящихся и на старост и управителей имений. Лишь часть монашества и некоторые категории светских феодалов, по тем или иным причинам отошедших от рыцарской жизни и втянувшихся в товарно-денежный оборот, вмешивались в производство, стремясь его организовать с целью увеличения своих доходов… Из двух аспектов экономической активности – производства материальных благ и их распределения – господствующий класс был заинтересован преимущественно во втором»93.

Духовенство не разделяло этических принципов «героической лени» рыцарей. С одной стороны, в необходимости для человека трудиться церковь видела следствие и проявление несовершенства его природы. «Пока Адам и Ева находились в раю, – пишет Гуревич, – они были невинны и не заботились о пище. Грехопадение сопровождалось карою Господней: в наказание Бог обрек род человеческий добывать себе хлеб в поте лица и выслал праотца из сада Эдемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят (Книга Бытия, 2,23)»94

. С другой стороны, труд признавался в качестве необходимого занятия человека. В своей обыденной, земной, жизни люди не могут не трудиться.

В труде христианские теологи ценили воспитательное воздействие. Праздность грозит пороками и загробной гибелью, труд же обуздывает плоть и вырабатывает самодисциплину и прилежание. Но лишь в тех размерах, в которых он ведет к этим целям, способствует духовному совершенствованию, труд оправдан и необходим в педагогическом отношении. В то время как первые отшельники, порвавшие все связи с миром, предавались исключительно созерцанию, монашество по мере превращения в корпорацию изменяло отношение к мирским занятиям. Служителям Церкви предписывалось распределять время между молитвами и трудом, «чтобы дух соблазна неожиданно не захватил в свою власть бездеятельный ум». Следовательно, имелась в виду не столько производимая работой практическая польза, сколько цель, ради которой она совершалась – «достижение высшего совершенства… В основе этого учения лежала идея умеренности: необходимо четко чувствовать меру, в какой труд благ и угоден Богу, не превращаясь в самоцель и в средство обогащения»95.

Таким образом, не превращаясь в самоцель, труд с точки зрения духовенства не противоречил аскезе, а наоборот, составлял часть ее, предотвращая впадение человека в грех96.

Крестьяне и ремесленники не могли относиться к труду так же, как представители духовенства: они видели в нем не средство самообуздания и избавления от соблазнов, вытекающих из праздности, а прежде всего суровую необходимость. Вечное круговращение сельскохозяйственных сезонов и связанных с ними работ, повторение одних и тех же производственных процессов из года в год и из поколения в поколение создавали рутину трудовой жизни. Отношение крестьянина к земле в немалой мере обусловливалось, помимо других причин, также и тем, что труд его был ручным, постоянно требовавшим от него непосредственных физических усилий, и почти не существовало технических средств, которые заменили бы этот труд и явились своего рода передаточным механизмом между человеком и природой.

«Но было бы неверным, – полагает Гуревич, – видеть в средневековом крестьянском труде одну лишь “дурную” сторону. Человек Средневековья был способен и к поэтизации своих производственных занятий. Порталы готических соборов украшают наряду с фигурами персонажей Священного Писания барельефы и статуи, изображающие тружеников, занятых различными сельскохозяйственными работами… Труд постепенно находит свою морально-религиозную санкцию»97.