ЦУНАМИ

Батов рассчитаться с водителем «тук-тука» не обнаружилось в кошельке ни единой купюры. Вспомнив разговор с Тони, Рад протянул водителю десять долларов. При посадке договаривались на двести бат, перевести по курсу — сдачи полагалось сто восемьдесят. Водитель надрал из карманов целый ворох купюр, сунул их Раду в руки и укатил. Когда Рад привел шуршащий ворох в порядок, чтобы обнаружить, что в руках у него всего пятьдесят бат, предъявлять претензии было уже некому. Девушка, пока он рассчитывался с водителем, а потом считал сдачу, скромно стояла поодаль, на лице ее было написано выражение терпеливой скуки. Какое мне дело до ваших дел, означало это ее выражение.

Она, в общем, была весьма недурна, и мила лицом, и достаточно свежа, — хотя и не в такой степени, как казалось, когда смотрел на нее из зала. Черные прямые волосы были обрезаны по плечи, подвиты на концах и схвачены на висках тремя большими желтого металла заколками с пластмассовой отделкой под перламутр. В брюках и просторной блузке поверх, закрывавшей бедра, она казалась несколько коротконогой, но Рад видел ее на помосте — ноги у нее были и в самом деле не длинные, однако ничуть не короткие, во всяком случае, вполне пропорциональные телу.

— Идем, — положил Рад руку ей на бедро, увлекая с собой к стеклянной двери «Liberty place».

Дежурный на ресепшене, когда проходили мимо него к лифту, узнающе взглянул на Рада, скользнул взглядом по девушке и равнодушно отвел глаза.

В лифте, нажав нужную кнопку, Рад поднырнул рукой под просторную блузку девушки, подцепил чашечку лифчика пальцем, сместил ее вверх и взял освобожденную грудь в ладонь. Его снедало вожделение, он готов был овладеть сокровищем с Пат-понга прямо здесь, в лифте. Он ощущал себя моряком эпохи географических открытий, месяцы и месяцы болтавшимся в море наедине со своей природой.

Девушка, когда он взял в ладонь ее грудь, ответно взяла его обеими руками за бедра, прижалась к нему и положила ему голову на грудь. «DarIing, — проговорила она, — любимый». Ее звали Лана — так, во всяком случае, она представилась при знакомстве, — что, конечно же, было лишь европейской оболочкой, в которую она пряталась, чтобы избегнуть гнева духов и сохранить для их заступничества себя настоящую.

Лифт остановился, внутренние двери разошлись. Рад разжал ладонь, Лана подняла голову, отстранилась от него, он вытащил руку из-под блузки и повернул ручку внешней двери, открывая ее. Коридор был пуст, одиноко горела на стене под потолком люминисцентная лампа, за дверьми номеров стояла мертвая тишина, казалось, там ни души, ни в одном номере, и они двое — единственные на всем этаже.

Рад пропустил карту ключа через устройство считывания кода, замок щелкнул, ручка его поддалась нажатию — дверь открылась. Изнутри комнаты навстречу им хлынула волна душного жаркого воздуха. Рад зашел внутрь, включил свет и, шагнув дальше, тут же включил кондиционер. Шагов Ланы за спиной не было слышно. Он повернулся — она стояла на пороге, не переступая его, вся ее поза выражала собой тихую кротость: я не была приглашена — и не иду, я войду, когда буду позвана.

Это было трогательно.

— Come in, — сказал ей Рад, делая приглашающий жест рукой. — Входи.

Она ступила в комнату и толкнула дверь за спиной. Дверь плавно поплыла к косяку, достигла его и мягко сошлась с ним, завершив свое движение бархатно-металлическим взлаем собачки. Лана, все с тем же выражением кротости на лице, окинула комнату быстрым взглядом, прошла к креслу, плеснув по Раду просторным подолом блузки, и опустилась на сиденье, переплетя тесно сжатые ноги у щиколоток и поставив на колени свою небольшую, сплетенную из толстой крученой нити белую сумочку. Не знать, кто она и зачем здесь, можно было бы предположить, в гости к нему среди ночи пожаловала если не воплощенная невинность, то уж никак не служительница порока.

А сам Рад обнаружил, что не знает, как ему вести себя дальше. Теперь, когда были в комнате, у него возникло ощущение, что с женщиной, которую покупаешь, все должно быть совсем по-другому, чем с той, что ложится с тобой по своей охоте. У него это было впервые — женщина за деньги. До этого он был, как Тони. Конечно, женщины брали у него деньги, вымогали их, случалось, что крали, но так — договорившись о таксе — он прежде не ложился в постель ни с одной. Рад почувствовал даже что-то вроде внутреннего озноба — словно ему предстоял акт инициации.

— Хочешь душ? — осенило его спасительным вопросом. Желание немедленного соития, владевшее им с такой силой в лифте, сменилось желанием оттянуть этот неизбежный миг. Отодвинуть его. Словно бы то действительно был акт инициации, и он страшился его.

Лана в ответ на вопрос Рада недоуменно повела головой. «Что за нужда?» — почти наверняка означало это ее движение.

— Прими душ, — сказал Рад.

Он повелел — и она послушно поднялась с кресла и направилась в ванную комнату. Свою вязаную белую сумку на длинных ручках она взяла с собой.