Цунами

Рад смешался. У него не было опыта общения с женшинами этой профессии. Ему следовало просто достать кошелек и, ни слова не говоря, дать ей деньги, а он вместо того, стараясь не глядеть на пронзенный черной стрелой лобок, проговорил — словно вступил в перепалку:

— Why? Because I\'ve changed my mind. — Почему? Потому что я передумал.

Вероятней всего, фраза была слишком длинна для ее понимания. Да еще его русский акцент. И вообще он не должен был допускать никаких объяснений.

— You must! — Ты должен! — возопила танцующая перед ним в боевой стойке змея. — You must! Must! — Ты должен! Должен!

Что он был должен ей? Спать с ней, раз уж она лежала в его постели?

— No! — сказал Рад. — Нет!

Конечно же, Лана имела в виду, что он в любом случае — независимо от того, спал с нею или не спал, — должен ей заплатить, и следовало, не откладывая, дать ей ее гонорар, но его так же, как и ее, застопорило, она кричала «Должен!» — он отвечал «Нет».

Что ей там понадобилось в своей сумке, он не думал. По-прежнему продолжая кричать, только теперь уже по-тайски, она вдруг прыгнула к сумке, раздернула молнию, и миг спустя на пальцах правой руки у нее появился длинный блестящий предмет. То, что это кастет, Рад понял лишь еще миг спустя, когда уже не успевал перехватить ее руку.

Удар был не чувствителен. Удар был такой, что он на какое-то время ослеп. Искрами, что посыпались из глаз в охватившую его темноту, можно, наверное, было заново подпалить Рим. Он схватился за голову, вокруг все кружилось, казалось, сейчас его снесет с ног.

Возвращение к свету началось с того, что он почувствовал под пальцами мокрое и липкое. Затем уже стало светлеть и в глазах. Свет быстро нарастал, и в этом нарастающем свете Рад увидел метнувшийся к двери силуэт Ланы. Следом он осознал, что его кошелек у нее: то неприятное ощущение, что сохранила ляжка, когда был в темноте, — это Ланина рука, вытаскивающая кошелек из кармана. В котором у него все наличные деньги, и пластиковая карточка тоже.

— Stop! — Стой! — провопил Рад, бросаясь за ней — неуместно вспоминая себя на военных сборах перед последним курсом в университете.

Все, что происходило дальше, осталось в нем одним жгучим комом стыда.

Лана сумела выскочить в коридор. Но он, выскочив следом, сумел схватить ее за волосы и остановить. Лана заверещала от боли, попыталась развернуться — и полетела на пол, увлекая его за собой. Стремясь скорее оставить комнату, она не оделась, только схватила одежду. А он был, можно сказать, при полном параде. Голая проститутка и весь упакованный мужик — что можно предположить, подумалось Раду, когда он, продолжая удерживать Лану, поднялся на ноги.

Он подумал об этом, потому что вокруг, оказывается, был народ — высыпавшие в коридор из своих номеров соседи по этажу. Пять, шесть, семь человек — благопристойного вида люди с выражением недоуменного ужаса на лицах. «For heaven\'s sake! What on earth?.. Shit! How do you like that! What\'s going on? — Жуть! Кошмар! Проклятье! Ничего себе! Что происходит?!» — звучало вокруг. Из какого-то номера доносился взволнованный мужской голос — человек звонил вниз дежурному:

— Reception? Call the police, please! Right away! Someone is being kiIIed! — Администратор? Звоните в полицию! Немедленно! Здесь кровопролитие!

И еще, вырываясь, кричала что-то по-тайски Лана, что — неизвестно, в памяти отпечаталось лишь повторяющееся слово «фаранг».

На виду у всех Рад нырнул перемазанной кровью рукой в разверстый зев Ланиной сумки и, нащупав, извлек наружу свой кошелек.

— Everything is fine! — Все в порядке! — потрясая кошельком, глянул он в сторону толпящихся поодаль соседей. — Don\'t phone the poIice. There\'s no need. — Не звоните в полицию. Незачем.

Лана, испятнанная его кровью, с выставленными на всеобщее обозрение своими рабочими достоинствами, продолжала что-то блажить.

— Shut up! — Заткнись! — рявкнул на нее Рад. — I\'ll pay you! I\'ll pay! Don\'t worry! — Я заплачу тебе! Я заплачу! Не переживай!

Неизвестно, что она поняла из его слов, но блажить она перестала.

Все так же на виду у всех Рад раскрыл кошелек и пролистнул купюры внутри. Он должен был ей двадцать пять долларов, чуть больше; тридцати хватило бы с лихвой. И двадцатка, и десятка имелись. Он достал две двадцатки. После происшедшего щедрость была неизбежностью.

— Here is it. — Вот, — протянул Рад Лане деньги.

Она вырвала их у него из рук, глянула на достоинство, и лицо ее, неожиданно для Рада, вспыхнуло благодарностью.

— Thanks. — Благодарю, — сказала она, изобразив при этом нечто вроде воздушного поцелуя. Добавив затем: — My darling! — Мой милый!

Толпа зрителей прошелестела смешками.

— Want to put your clothes on? — Хочешь одеться? — кивнув на распахнутую дверь своего номера, спросил он Лану.

— No-no. No. — Нет-нет. Нет, — быстро проговорила она. Скорее всего, не столько поняв его вопрос, сколько отвечая на его приглашающий кивок зайти обратно в номер. Всунула ноги в слетевшие при падении туфли и торопливо направилась к двери на лестницу. Одеться, видимо, она была намерена там.