Цусимский бой

На счастье, броненосец медленно шёл, обращённый подветренным бортом к японским крейсерам. Туда, в сторону неприятеля, несло дым, языки пламени и волны палящего жара. «Буйный» держался на ходу с наветренного борта броненосца, которым миноносец оказался скрытым от глаз противника. Коломейцев в рупор спросил, чем он может быть полезен. Находившийся на срезе флаг-капитан Клапье де Колонг приказал лейтенанту Крижановскому просемафорить руками: «Примите адмирала». На это Коломейцев в рупор ответил, что у него, к сожалению, нет шлюпки. Находившиеся на броненосце капитан 2-го ранга Семёнов, прапорщик Вернер Иванович фон Курсель вместе с боцманом Наумовым и несколькими матросами начали из полуобгорелых коек и обрывков снастей мастерить что-то вроде плота, на котором рассчитывали спустить адмирала на воду и так перевести его на миноносец.

В это время Коломейцев произвёл манёвр, который, по отзыву Семёнова, можно сделать только раз в жизни, только по вдохновению. «Сухопутные читатели, конечно, не смогут представить себе весь риск манёвра, но морякам оно должно быть понятно. Он пристал с наветренного борта искалеченного броненосца с его повисшими исковерканными пушечными полупортиками, торчащими враздрай орудиями и перебитыми стрелами сетевого ограждения. Мотаясь на волне, миноносец то поднимался своей палубой в уровень со срезом, то уходил далеко вниз, то отбрасывался от броненосца, то стремительно размахивался в его сторону, каждое мгновение, рискуя пропороть свой тонкий борт о любой выступ броневой громады».

На «Буйном» команда стояла густо по борту с койками, которыми пользовалась, как кранцами, когда миноносец наваливало на броненосец. Но не обошлось без аварий. Выстрел броненосца задел за тумбу 47-миллиметрового орудия и повредил площадку 3-дюймового орудия. Выстрел обрубили…

Тем не менее адмирала пришлось ждать. Когда ему предложили перейти на миноносец, Рожественский категорически отказался. Потом приказал собрать штаб. Это приказание было невыполнимо. Удалось разыскать в боевой рубке полковника Филипповского, угоревшего от дыма, с лицом, точно израненным дробью и покрытым потёками крови, перемешанной с копотью. Он еле держался на ногах. Затем — лейтенанта Леонтьева с израненными руками, мичмана Демчинского, также раненого, а остальных было не докричаться. Жилая палуба была во тьме и полна гари и удушливых газов. В ней царило мёртвое молчание. Очевидно, все постепенно потеряли сознание и угорели, когда вентиляторы качали не свежий воздух, а дым и газы. Но в машинах ещё кто-то находился, так как броненосец медленно двигался. Это была жалкие остатки от экипажа броненосца, насчитывавшего 900 человек.

Когда уцелевшие штабные работники собрались, то адмиралу доложили:

— Ваше превосходительство, пожалуйте.

Адмирал молчал и качал головой. Никто раньше не догадался сделать ему перевязку. От всех попыток он сердито отказывался, отвечая, что это пустяки. Его одежда была изорвана и в кровавых пятнах. Вокруг раненой головы было обмотано полотенце, пропитавшееся кровью.

— Что вы разглядываете! — вдруг закричал Курсель. — Берите его! Видите — он почти без чувств от ран.

Все словно ждали этого возгласа. Все сразу заговорили, заторопились. Несколько человек полезли в башню, где находился Рожественский. Адмирала приподняли под руки… но, едва он ступил на левую ступню, как мучительно застонал и впал в полное беспамятство. Это было и лучше. Тяжёлое тело адмирала было трудно вынести из башни, не причинив ему дальнейшей боли.

На руках адмирала перенесли на носовой срез узким проходом между башней и раскалённой стеной верхней батареи и отсюда по спинам матросов, стоявших на откинутом полупортике и цеплявшихся по борту, спустили или, вернее, сбросили на миноносец, выбрав момент, когда «Буйный» поднялся на волне и метнулся в сторону «Суворова».

— Ура! Адмирал на миноносце. Ура! — закричал Курсель, от радости махая фуражкой.

— Ура! — загремело с миноносца и с немногих уст команды, остававшейся на броненосце.

Коломейцев медлил уходить. Он кричал оставшимся, чтобы они также перебрались на миноносец. Сняв всех, он собирался потопить остов броненосца торпедой, чтобы он не достался неприятелю.

Но на «Буйный» перебрались только 6 офицеров штаба Рожественского и 16 матросов из команды штаба и экипажа «Суворова». Остальные наотрез отказались покинуть корабль, на котором ещё развевался Андреевский флаг и в машинном отделении которого ещё находилась часть команды, отрезанная пожаром.

Ни один из офицеров командного состава «Суворова» не перешёл на миноносец. Наоборот, они начали выражать своё неудовольствие, что «Буйный», имея командующего на борту, слишком медлит и подвергается лишней опасности, находясь под обстрелом, предназначенным для «Суворова».

— Отваливайте скорее! — кричал со среза прапорщик Курсель.

— Не теряйте минуты — отваливайте. Не утопите адмирала! — надрывался последний командир «Суворова» лейтенант Богданов, перевесившись за борт и в азарте грозя Коломейцеву кулаками.