Цвет крови

— Где Сандра? — спросил он.

— Она стояла у камина, — ответил я.

Шейн попытался двинуться в том направлении, но огонь был слишком сильным, и одна его штанина загорелась. Я оттащил его и сбил пламя.

— Я без нее не пойду! — крикнул он.

— Может, она успела выйти.

— Я должен найти ее.

— Шейн, — крикнул я, — подумай об Эмили. Мы можем обойти дом и попытаться проникнуть в него с другой стороны. Но здесь мы погибнем!

Он бегло взглянул на меня — лицо, измазанное сажей, исказила мрачная усмешка — и покачал головой.

— Вы не понимаете…

— Думаю, понимаю, — возразил я. — Я знаю, что вы убили Джессику, но не знаю почему. Но вы прекрасно знали, что крови будет не много, если попасть ножом в сердце. Так что, когда вы позвонили мне и сообщили о ее смерти и все удивлялись, отчего так мало крови, вы притворялись, что находитесь в шоке, хотя на самом деле ничего подобного не было. Ваша жена была мертва, потому что вы сами убили ее несколько часов назад.

Шейн взглянул на меня, и в последний раз на его крупном лице появилась усмешка.

— Я просто больше не мог терпеть, — выдавил он. — Когда я увидел фотографии Эмили, то винил себя, но еще больше я винил Джессику. Шлюха может родить только шлюху.

Огонь подобрался совсем близко, я уже начал задыхаться. Жар жег горло, как кислота, казалось, что глаза кровоточат. Низость слов Шейна потрясла меня.

— Нам надо отсюда уходить, — крикнул я, голос едва перекрывал треск пламени.

Улыбка Шейна казалась отделившейся от него, единственной его частью, оставшейся живой.

— Отец, который убил ее мать? — сказал он. — Теперь я уже Эмили не нужен. Мне будет лучше с сестрой. Так было всегда.

Я протянул руку, чтобы схватить его, но он толкнул меня к окну и нырнул в пламя. Когда я слезал вниз, последние портреты Джона Говарда оплавлялись на стенах.

Я дотащился до лужайки. Когда я повернулся, Рябиновый дом горел, как коробка спичек: огонь охватил крышу, дым валил из всех окон. Мне показалось, что на лужайке сквозь дым я увидел стаю ворон, услышал шум крыльев, но когда подошел ближе, разглядел, что по траве рассыпались полицейские в форме. К дому подъезжали все новые полицейские машины, с опознавательными знаками и без них. Около забранного в гранит пруда стояла Марта О'Коннор с цифровой камерой на плече. Позднее я выяснил, что ей позвонила Эмили. Фиона Рид и Марта оживленно беседовали. Похоже, у них имелось о чем поговорить. Придурок Форд схватил меня за руку и попытался арестовать. Вмешался Дейв Доннелли, и хотя он напрямую не посоветовал ему пойти и трахнуть самого себя, меня от него освободил. Мне казалось, как я и доложил Дейву, что Джонатан О'Коннор до сих пор находится в доме, а также рассказал о признании Шейна Говарда. Он велел людям обойти вокруг дом и взглянуть, можно ли туда попасть через парадный вход.

Тут я заметил, что ко мне бежит Эмили Говард, а за ней Джерри Далтон. Они кашляли, лица черные от сажи, глаза слезились. Наверное, я и сам так же выглядел. Эмили тащила кукольный домик из своей комнаты, тот самый, у которого крыша не поднималась. Только теперь она была открыта, край в том месте, где ее силой открывали, был в щепках. Она оглянулась, увидела Марту О'Коннор и поманила ее, показав на камеру. Она передала домик Джерри и открыла крышу. На этот раз там не нашлось трахающихся кукол, никакой надписи «Я должна стыдиться себя» — только пожелтевший клочок бумаги, перевязанный зеленой лентой. Эмили прочитала то, что было написано детскими каракулями на этой бумаге: