Цвет крови

Комната Эмили не была выкрашена в черный или алый цвет, на полу не оказалось пентаграммы, а в коробке с безделушками ложечки для кокаина: в ящике с бельем я не увидел плеток, не нашел и водки в ее письменном столе. Но было ясно, что тот, кто жил в этой комнате, находился в процессе изменения. Мебель — белая, с золотой каймой, французский антиквариат, кровать бронзовая, покрывало чистое и белое. У окна с видом на море стоял письменный стол. Вид открывался бы, вероятно, потрясающий, если можно было бы что-то увидеть сквозь все сгущающийся туман. По не слишком запыленному прямоугольнику на столе становилось ясно, что там стоял ноутбук; рядом белый телефон без определителя номера. Имелись там записи лекций и учебники по патологии, анатомии и микробиологии; никаких дневников и записных книжек; также проигрыватель и несколько компакт-дисков: Бритни, Кристина и несколько мальчиковых групп. На книжных полках среди яркой детской литературы затерялись две книги Наоми, «Вулф и Клайн» и несколько томов Эллис Миллер, психотерапевта, которая считает, что все мы дети, над которыми в той или иной форме издевались и все это вина родителей. Были там словари по мифологии и фразеологии и несколько книг о предполагаемых свойствах и возможностях применения кристаллов. Ее гардероб и ящики рассказали ту же историю, которую поведал мне ее отец. Три четверти шмоток были довольно скромными, школьными, затем вдруг возникло красное атласное платье, кожаные куртки, чулки в сеточку, туфли на высоких шпильках. В ее шкатулке для драгоценностей я нашел несколько маленьких золотых цепочек, браслетов и пару-тройку медалей за победу в соревнованиях по плаванию. На зеркале у туалетного столика висело множество готических крестов, цепей, бус и браслетов с камнями. Я взял в руки серебряный браслет, украшенный зелеными камнями с красными вкраплениями. Они напоминали уменьшенный вариант тех камней, которые я видел на бортиках садового пруда. На свету красные вкрапления напоминали вены в маленьком зеленом черепе.

Под кроватью я обнаружил великолепно сделанный кукольный домик с зубчатыми стенами, башнями и башенками. Задние двери открывались, давая возможность увидеть обычную кукольную мебель и набор игрушечных фигур. Крыша не открывалась ни с одной из сторон. Домик стоял на широкой деревянной платформе. К нему вела подъездная дорожка, по ее краям — пластмассовые деревья; с задней стороны имелся круглый пруд, края его были сделаны из склеенной гальки. Толстый слой пыли лежал на всем, как прожитые годы; нетрудно догадаться, что играли с этим домиком в последний раз очень давно.

Я просмотрел всю одежду, где имелись карманы, но не нашел ни обрывков бумаги, ни билетов на транспорт; под кроватью тоже ничего не было — никаких коробок с письмами, сувенирами или фотографиями. Я пролистал книги — ничего. Только из самой старой вывалился сухой осенний лист. Неужели Эмили забрала с собой все личное, или у нее изначально просто ничего такого не существовало? Я услышал, как Джессика зовет меня по имени. Я сделал единственное, что пришло в голову: нажал на телефоне кнопку «повтор».

После дюжины звонков мне ответил мужской голос:

— Гостиница «Вудпарк»?

Я немного подумал.

— Алло?

— У вас есть что-нибудь сегодня вечером? — спросил я.

— Вечеринка по поводу Хэллоуина с десяти до двух, конкурс музыкальных групп, билет стоит двадцать евро.

— Спасибо, — сказал я и повесил трубку. Гостиница «Вудпарк». Я подумал, что это не в духе Эмили Говард. Хотя что я о ней знаю? Не больше, чем все остальные.

В гостиной Джессика сидела за столом, сложив руки на груди, слегка наклонив голову и спрятав скрещенные ноги под стул. Она выглядела утомленной, лет на десять старше встретившей меня женщины. Своей позой она, казалось, стремилась уменьшить пространство, занимаемое ее телом, и я внезапно вспомнил, что она мне напоминала: перепады настроения — от сексуального эксгибиционизма до физического измождения, от ярости до безразличия, холодной объективности и слез. Она напомнила мне тех потерявшихся девушек, которых я пытался спасти от порнографов Сан-Фернандо-Вэлли, или, вернее, какими они станут через двадцать лет: глаза все еще блестящие, но жесткие, души холодные, будто умершие.

Она обрадовалась, увидев меня, и показала на листок бумаги, лежащий на столе.

— Дэвид Брэди был бойфрендом Эмили последние два года. Вот его адрес и номер мобильного телефона. И фотографии, здесь они вместе. Полный отпад: я бы точно не устояла — бедра такие, умереть можно. А сейчас она встречается с другим парнем, его зовут Джерри… черт, дальше не помню, уж извините. Он работал барменом в регби-клубе; не уверена, что он все еще там работает. Да, и группа у них называется… как иначе называют лобное место? Ну, где еще Христа распяли?

— Голгофа, — подсказал я.

— Правильно. Его группа называется «Погребальный костер Голгофы».

На ее красивом грустном лице появилась слабая улыбка.

— Можете представить, какие звуки они издают.