Цвет ликующий

Шура Смоленцева не смогла в тот раз поехать с нами, и это не давало мне покоя долгие годы. Она не увидела Северный океан — как будто от этого зависит счастье на земле. Может быть, так оно и есть. Именно «на море, на океане, на острове на Буяне» народная мудрость и поместила это самое счастье.

В 1960 году мы с Александрой Ивановной все же поехала на Север, только по другой дороге. Через Вологду в Архангельск.

Через пятнадцать лет вспоминая это чудесное путешествие, я как бы снова плыву на пароходе по северным рекам со слоистыми берегами, с музейными избами и шатровыми церковками. И приходят на память строки Ольги Фокиной:

Иду домой, но гонится

За мною день вчерашний…

Этот день, вернее, восемь дней были так переполнены невиданным, что, читая дневниковые записи, разбирая зарисовки, — улыбаюсь.

Выехали мы из Москвы 18 апреля. Было тепло, зеленые березы. В окна поезда все одиннадцать часов до Вологды сияла сухая в том году весна. В Москве хоронили Игоря Эммануиловича Грабаря. Как было жалко, что так скоро кончилось недолгое знакомство с этим замечательным человеком, сыгравшим в моей жизни немалую роль. А вся эта наша поездка не от его ли энтузиазма и его книг? Он написал предисловие к каталогу моей выставки в 1959 году, которое до сих пор цитируют и перепечатывают. Вот кусочек из его последнего ко мне письма от 29 февраля 1960 года: «…внезапно мне запрещено на долгое время даже по комнате ходить, т. к. у меня нежданно-негаданно тромбофлебит — болезнь ног, о которой раньше я и понятия не имел. А дело это скверное и затяжное…» Да, ноги ему хорошо послужили в его долгой жизни!

Промелькнул нарядный Загорск; вроде елочных бус раскинулись вытянутые по озеру в нитку, не до конца еще отреставрированные после урагана купола Ростова. За Ярославлем — танцующие березовые лесочки. С поезда хорошо видны густо-фиолетовые заросли журавлиного горошка. В воде — калужницы. Стоит и глядит на поезд лось.

К вечеру мы были уже в Вологде. Колючие лучи солнца, светлые пруды, а зелени поменьше.

Высокие, с далеко нависающими карнизами стены из толстых бревен; вологодские дома — монументы, многооконные, богатырские северные хоромы-избы. Иногда из дома вырезан в середине кусок, как пробка из арбуза. В глубине выреза — окна и дверь, туда ведет невысокая лесенка. Это на улице Энгельса, где мы будем жить в ожидании парохода на Север. Ехать надо по большой воде, весной, пока не обмелели реки.

Вечером — на реке Вологде. Течет она через город как-то уж очень уютно; где мосты или просто перевоз на лодочке по старинному, против Софийского собора времен Грозного.

Когда-то царь, по своей царской, может, и умной причуде, хотел здесь сделать столицу Опричнины. Легенда или быль — почему так не получилось — связана именно с этим собором. Рассказ в духе того непонятного времени — и страшный, и чудной. Когда постройка собора была закончена, при осмотре на царя упала сверху какая-то тяжесть — знак плохой, и царь в гневе уехал, приказав сломать собор. Потом его все-таки отмолили у царя вологжане.

Тихий, очень пейзажный вечер незаметно перешел в полубелую ночь. Все белые стены засияли чуть лимонной белизной, все остальное — провально темное. Цвета домов, деревьев, воды, ярких юбок как бы положены по темному фону. Ничего призрачного, все ясно, но смягчено ночным покоем, обведено тяжелыми контурами сна — похоже на написанную близоруким художником картинку и разнится от обычного пейзажа своими сияющими кусками.

Это не день, не ночь, не сумерки и не настоящая белая ночь Заполярья с незаходящим солнцем, и не ленинградская белая ночь, когда «сижу, читаю без лампады», — а вологодская полубелая ночь.

«Я знал, что каждый день человеку дорог, но не знал, что ему просто нет цены». Цитирую по памяти и применяю их к нашему путешествию на Север. И наши дни пусть будут такие же дорогие, как дни Петрарки в XIV веке. Ездили всего восемь дней, а каждому дню, и верно, цены не было. За всю дальнейшую жизнь такие дни не повторялись.

19 апреля.

Парохода долго не было. Мы поехали с нашим давним знакомым, шофером Левой, в город Сокол. Лева — гигант в синем комбинезоне.

Вез он на своем редакционном «газике» белобрысого журналиста в этот городок Сокол, за 35 километров.

Было жарко, пыльно и тряско, но городок покорил своей деревянной необычностью. Дома деревянные, тротуары деревянные, люди с широкими носами, тоже будто выточены из светлого дерева.

20 апреля.С утра задумчивое небо с сизыми тучами. Холодно. Куда ни поглядишь, везде мокрые красивые пейзажи. Сегодня уезжаем в Устюг на пароходе «Леваневский». По расписанию через 41 час будем там. Дождь. Река Вологда так узка, что волны от парохода далеко захлестывают берега. Пароход как бы вытесняет всю воду из малой реки с соловьиными кустами по берегам. Цветет верба. Избы в 2–3 этажа. После дождя все особенно ароматно. Народ на пароходе говорит на «о», но не по-волжски, а как-то с прищелкиванием — и русский язык звучит непривычно.

— Не кричи! Жихарка возьмет!