Цвет волшебства

И он завес шпагу для последнего удара, но мрачное зарево, разгорающееся в дверях «Порванного Барабана», вдруг мигнуло, чуть померкло и взметнулось вверх ревущим огненным шаром, который выгнул стены наружу и поднял крышу на сотню футов в воздух, прорвавшись брызгами раскаленной докрасна черепицы.

Визель обескураженно уставился на бушующее пламя. И тут Ринсвинд прыгнул. Он поднырнул под правую руку вора, его меч, описав крайне неумелую дугу, ударил Визеля плашмя и вылетел из ладони волшебника. Под дождем из искр и капель горящего масла Визель выбросил вперёд затянутые в перчатки руки, схватил Ринсвинда за шею и начал душить, пригибая волшебника к земле.

— Это всё ты виноват! — заорал он. — Ты и твой чёртов ящик!

Его большой палец нащупал сонную артерию Ринсвинда. «Вот и всё, — подумал волшебник-недоучка. — Хотя куда б я ни попал, хуже, чем здесь, уже не будет…»

— Извините, — сказал Двацветок.

Ринсвинд почувствовал, как пальцы на его горле разжались. Визель медленно распрямился, на лице вора застыла беспредельная ненависть.

На волшебника свалился пылающий уголёк. Ринсвинд торопливо сбил огонь и быстро вскочил на ноги.

Двацветок стоял у Визеля за спиной, уперев в поясницу вора кончик его собственной острой, как игла, шпаги. Глаза Ринсвинда сузились. Он пошарил у себя за пазухой, нащупал там что-то и, зажав в кулаке, вытащил наружу.

— Не вздумай шевельнуться, — предупредил он.

— Я всё правильно делаю? — озабоченно спросил Двацветок.

— Он говорит, что, если ты пошевелишься, он проткнет тебе печёнку, — вольно перевёл Ринсвинд.

— Сомневаюсь, — сказал Визель.

— Хочешь поспорить?

— Нет.

Когда Визель уже было напрягся, собираясь броситься на туриста, рука Ринсвинда вдруг вылетела вперёд и заехала вору прямо в челюсть. Визель какое-то мгновение изумлённо взирал на волшебника, а потом тихо свалился на землю.

Ринсвинд разжал саднящий кулак, и свёрток с золотыми монетами выскользнул из его пульсирующих болью пальцев.

— Проклятье! — посмотрев на распластавшегося вора, выдохнул он.

Неожиданно, задрав голову вверх, он заорал — это ему за шиворот упал ещё один уголёк. Пламя быстро распространялось по крышам соседних домов. Люди выбрасывали пожитки из окон и выволакивали из дымящихся конюшен лошадей. Ещё один взрыв раскалённого добела вулкана, в который превратился «Барабан», и над головами, словно коса, вжикнул огромный мраморный камин.

— Ближайшие ворота — Противовращательные! — проорал Ринсвинд, заглушая грохот рушащихся балок. — Бежим!

Он схватил упирающегося Двацветка за руку и потащил по улице.

— Мой Сундук…

— Плевать на Сундук! Задержись здесь ещё на несколько минут — и попадешь в такое место, где Сундуки тебе больше не понадобятся! Да бежим же! — завопил Ринсвинд.

Они проталкивались сквозь толпу перепуганных людей, удирающих от пожара. Волшебник огромными глотками втягивал в себя холодный предрассветный воздух. Одна мысль не давала ему покоя.

— Я был уверен, что все свечи потухли, — сказал он. — Как же тогда загорелся «Барабан»?

— Не знаю, — простонал Двацветок. — Это ужасно, Ринсвинд. Только мы поладили…

Ринсвинд потрясенно остановился — какой-то беженец врезался в него и с проклятиями отлетел прочь.

— Поладили?

— Да. По-моему, они потрясающие парни… у нас возникли небольшие языковые проблемы, но они так хотели, чтобы я к ним присоединился, не принимали никаких отказов… Я ещё подумал: вот оно, настоящее радушие…

Ринсвинд хотел было вывести его из заблуждения, но потом сообразил, что не знает, с чего начать.

— Какой удар для старины Пузана! — продолжал Двацветок. — Однако он поступил мудро. Я сохранил тот райну, который он заплатил в качестве первого взноса.

Ринсвинд не знал, что означает слово «взнос», но его мозг сработал очень быстро.

— Ты «за-страх-овал» «Барабан»? Ты поспорил с Пузаном, что таверна не загорится?

— Да. Стандартная оценка. Двести райну. А почему ты спрашиваешь?

Ринсвинд обернулся и, уставившись на пламя, которое подбиралось всё ближе и ближе, попробовал прикинуть, сколько кварталов Анк-Морпорка можно купить за двести райну. Довольно много, решил он. Но судя по тому, с какой скоростью продвигается огонь, вскоре покупать будет нечего…

Ринсвинд взглянул на туриста.

— Ты… — сказал он и поискал в памяти самое нехорошее слово на тробском языке.

К сожалению, счастливые маленькие тробцы совершенно не умели ругаться как следует.

— Ты… — повторил он.

Ещё одна торопящаяся фигура врезалась в него, едва не задев торчащей из-за плеча косой. Тут измученный Ринсвинд взорвался.

— Ты, ничтожный (тот, кто, надев медное носовое кольцо, стоит в ножной ванне на вершине горы Раруаруаха во время страшной грозы и кричит, что черты лица Алохуры, Богини Молний, напоминают пораженный дурной болезнью корень улоруахи)!

— Я ПРОСТО ВЫПОЛНЯЮ СВОЮ РАБОТУ, — пробормотала фигура, быстро удаляясь.

Каждое слово падало тяжело, как мраморная глыба, более того, Ринсвинд был уверен, что никто, кроме него, этих слов не услышал.

Он снова сгреб Двацветка в охапку и предложил:

— Давай-ка сматываться отсюда!

* * *