Цвет волшебства

— …А потом я принадлежал паше Ре'дурата и сыграл заметную роль в битве при Великом Нефе, где и получил небольшую зазубрину, которую ты, должно быть, заметил на моём клинке где-то в двух третях его длины от рукояти, — рассказывал Кринг из своего временного пристанища в травянистой кочке. — У неверного было на шее октироновое ожерелье, крайне непорядочно с его стороны, хотя, конечно, в те дни я был куда острее. Мой хозяин, бывало, использовал меня, чтобы разрубать в воздухе шелковые платки, и… я тебя случаем не утомил?

— А? О нет, нет, ничуть. Всё это очень интересно, — отозвался Ринсвинд, по-прежнему не сводя глаз с Хруна.

Интересно, можно ли ему доверять? Они тут в глуши, вокруг бродят тролли…

— Я сразу заметил, что ты образованный человек, — продолжал Кринг. — Я так редко встречаю интересных людей, а если и встречаю, то наше знакомство крайне мимолетно. Чего бы мне действительно хотелось, так это висеть над тёплым камином в тихом и спокойном домике. Как-то раз я провёл пару сотен лет на дне озера.

— Это, наверное, было очень весело, — рассеянно поддакнул Ринсвинд.

— Не совсем, — возразил Кринг.

— Да, скорее всего нет.

— А чего бы мне совсем уж по-настоящему хотелось, так это стать лемехом плуга. Не знаю, что это такое, но, похоже, в подобном существовании есть некая острота.

Двацветок торопливо подбежал к волшебнику.

— Мне пришла в голову замечательная мысль, — скороговоркой выложил он.

— Ага, — устало откликнулся Ринсвинд. — Почему бы нам не уговорить Хруна сопровождать нас в Щеботан?

На лице Двацветка отразилось неприкрытое изумление.

— А как ты узнал? — полюбопытствовал он.

— Я просто подумал, что ты обязательно об этом подумаешь, — объяснил Ринсвинд.

Хрун закончил распихивать серебро по седельным сумкам и ободряюще ухмыльнулся обоим приятелям. Потом его взгляд ненароком переместился на Сундук.

— Если он будет с нами, кто на нас нападет? — вопросил Двацветок.

Ринсвинд поскреб подбородок.

— Хрун? — предположил он.

— Мы же спасли ему жизнь там, в храме!

— Ну, если под «нападет» ты подразумеваешь «убьёт», — сказал Ринсвинд, — то вряд ли он пойдет на это. Он не из таких. Скорее всего, он просто ограбит нас, а потом свяжет и оставит на съедение волкам.

— Ну, ты уж слишком.

— Послушай, это реальная жизнь, — взорвался Ринсвинд. — Ты вот тут таскаешься повсюду с сундуком, набитым золотом… Да любой здравомыслящий человек обеими руками ухватится за возможность это золото стянуть!

«Я бы, например, ухватился, — мысленно добавил он. — Если б не видел, что Сундук вытворяет с шарящими внутри него пальцами».

И вдруг Ринсвинда осенило. Он перевёл взгляд с Хруна на иконограф. Бес-живописец стирал в крошечном корытце белье, а саламандры дремали у себя в клетке.

— У меня появилась идея, — сказал Ринсвинд. — Как ты думаешь, чего хочется каждому герою?

— Золота? — предположил Двацветок.

— Нет. В смысле чего ему по-настоящему хочется?

Двацветок нахмурился.

— Не совсем тебя понимаю, — произнёс он.

Ринсвинд взял в руки иконограф.

— Хрун, — окликнул он. — Подойди-ка сюда, а?

* * *

Дни проходили мирно. Правда, как-то раз небольшой отряд подмостовых троллей попытался устроить друзьям-приятелям засаду, а однажды ночью их чуть не захватила врасплох банда разбойников (грабители совершили фатальную ошибку: полезли исследовать Сундук прежде, чем перебили спящих путников). В обоих случаях Хрун потребовал — и получил — двойную плату.

— Если с нами что-нибудь случится, — сказал Ринсвинд, — некому будет управлять магической коробкой. Не будет больше картинок Хруна, ты понял?

Варвар кивнул. Он смотрел на последнюю картинку и не мог налюбоваться. На ней был изображен он сам, стоящий в героической позе и попирающий ногой кучу убитых троллей.

— Ты, я и наш малыш-друг Двацветка, мы здорово ладим, — высказался варвар. — И завтра можно мы сделаем профиль получше, хокей?

Он заботливо завернул картинку в шкуру тролля и уложил в седельную сумку, к остальным своим изображениям.

— Похоже, сработало, — восхищенно заметил Двацветок, когда Хрун выехал вперед, чтобы разведать дорогу.

— А как же, — отозвался Ринсвинд. — Больше всего на свете герои любят самих себя.

— Знаешь, ты здорово наловчился пользоваться иконографом.

— Ага.

— Тогда, наверное, тебе будет приятно иметь вот это, — Двацветок протянул ему картинку.

— Что это? — спросил Ринсвинд.

— О, просто картинка, которую ты сделал в храме.

Ринсвинд в ужасе взглянул на кусочек стекла. Там, окаймленный несколькими проблесками щупальцев, виднелся огромный, кривой, покрытый пятнами от различных зелий, расплывчатый большой палец.

— Это история всей моей жизни, — устало объявил волшебник.

— Ты выиграла, — сдался Рок, толкая через игральный стол свою кучку душ.

Собравшиеся вокруг боги вздохнули свободно.

— Но мы ещё сыграем, — добавил он.

Госпожа улыбнулась двум похожим на вселенские дыры глазам.