Когда он резко дернул на себя дверь чулана, народ выдал испуганный вздох и качнулся назад. Внутри ничего особенного не обнаружилось. На полках стояли коробки с эмблемой известного керамиста Люция, отца, так сказать, нашего болтливого кашпо. И в душу мне закралось страшное подозрение…
– Господин Ховард, вы не отвлекайтесь от своей важной работы. Мы тут сами как-нибудь справимся, – не особенно дипломатично отправила я Ричарда, чтобы своим мрачным видом не стращал прислугу. – А то напечатаете книгу с ошибками, стыда не оберетесь.
Едва он скрылся в своем кабинете, я попросила перенести коробки с новым сервизом в кухню и с замирающим сердцем начала проверять содержимое. Аккуратно доставала тарелки и чашки, смотрела их на свет и складывала на длинном кухонном столе. Ни один предмет не подавал признаков жизни. В прямом смысле этих слов.
Чувствуя себя по-глупому, я уперла руки в бока и тут заметила, что повар вкрадчивым движением сунул в раззявленную пасть Патрика кусочек булки.
– Мухоловку хлебом не кормить! – отрезала я, заставив одного участника преступления против здорового питания вздрогнуть, а второго захлопнуть пасть. – Сдохнет.
– Тогда дай вкусной водички, – скрипуче прохныкала мухоловка, вернее, живое кашпо, но для всех обитателей особняка они стали неделимы. Без разницы кто из них чавкал и жевал все, что не прибито гвоздями, а кто болтал и нес несусветную чушь.
В кухне появился дворецкий, уже успевший куда-то спрятать смертельное оружие против живых цветов и привидений и приобрести очень сосредоточенный вид.
– Госпожа, – преисполненный внутренней гордости, обратился он ко мне, – герцогиня Эттвуд приехала с визитом. Господин Ховард велел проводить мадам в гостиную, попросил пригласить вас, а что подать не сказал.
Он выжидательно посмотрел на меня.
– Что? – не поняла я.
– Что подать?
– Понятия не имею, мы с герцогиней не знакомы. Я не знаю ее вкусов.
В голове всплыло смутное воспоминание о том, как хозяйка ателье Тельма рассказывала о герцогине, планирующей развлекать светское общество на своем балу.
– Торт? – предложил дворецкий. – Герцогиня уважает шоколадное пралине.
– Давайте торт, – согласилась я, – и чай.
– Кофе, может быть?
– И тогда уж лимонад.
Герцогиня Эттвуд оказалась похожей на гортензию: в пышном голубом платье, высоком парике в тон и с кокетливой мушкой над верхней губой. Цветок означал «бессердечность», и что-то мне подсказывало, что наша, вернее, эта герцогиня тоже была весьма бессердечной сплетницей.
Ричард, поднявшийся со своего любимого кресла, представил нас. Я замялась, не зная, куда приткнуться. Садиться возле гостьи на двухместный диванчик не хотелось. Пришлось занять приставной стульчик, на котором совсем недавно восседал Берримор Уинслет и пытался изображать из себя фальшивого жениха. Сидеть оказалось жестко. Зато стало ясно, отчего он все время елозил. Мне-то казалось, что от нервов.
– Значит, это и есть цветочная фея, превратившая дорогой особняк в оранжерею, – разглядывая меня через маленький бинокль, проговорила герцогиня.
Что сказать? Никогда не любила гортензии. Но милую улыбку изобразила.
– В хорошем смысле, – немедленно оговорилась она. – Дом выглядит по-другому. Особенно мне понравилось мандариновое дерево. Надо непременно поставить такое в своей гостиной.
Почти полчаса она с азартом рассказывала о том, что по столице пошло странное поветрие. Все холостяки женятся на своих подопечных. Дескать, те выпустились из своих пансионов, а теперь приличным невестам не хватает благородных мужей.
Пока она рассказывала светские сплетни, нам привезли тележку с разными вкусностями, какие нашлись в закромах у повара. На подносе стоял высокий кофейник, пухлый чайник, кувшин с лимонадом. Фарфор был украшен лилиями. Похоже, слуги случайно обновили свадебный сервиз, а я-то ломала голову, под каким предлогом оставить его опекуну. Как удачно получилось!
Ричард ошибки, естественно, не заметил и спокойно принял из рук горничной чашку с кофе.
– Виола только окончила пансион, – невозмутимо пояснил он.
– Да неужели? – У герцогини сделалось пресное лицо, но от куска шоколадного торта на десертной тарелке она не отказалась. – Вообще-то, господин Ховард, я приехала лично пригласить вас на бал. Приходите со своей…
– Подопечной, – кивнул Ричард, всем своим показывая, что точно знает, для чего приехала гостья.
Похоже, до нее дошли слухи, что в доме Ховарда тоже поселилась коварная выпускница пансиона благородных девиц (чтоб им пусто стало, этим пансионам) и уже практически захомутала очередного холостяка. Теперь у половины дебютанток столицы случится затяжной траур, и на бал к герцогине Эттвуд они явятся в черном.
Она отломила кусочек торта и только положила его в рот, как тихий звонкий голос, звучащий ниоткуда, проговорил:
– Дорогуша, ну куда ты в себя закладываешь сладкое? Тебе и так не помешает похудеть.
Я оцепенела. Ричард поменялся в лице. Дама подавилась, отставила тарелку на кофейный столик и схватилась за чашечку с кофе.
– В вашем возрасте, мадам, надо пить теплое молоко, а не кофе. Давление будет шалить, – проговорила чашка.