Цветочный крест • Потешная ракета

– Ах, да! Приведите отрока. Впрочем, пусть и отроковицы придут.

Глава двенадцатая

Греческая

– Золотник угольной пороши, три золотника калийной селитры, ползолотника камеди… – бормотала Феодосья под нос, отвешивая и отмеряя то серу, то бертолетову соль.

Она убедила дьяка Макария и боярина Соколова, что решающим доводом в научной дискуссии (олей, какие термины!) должон являться экспериментус. И теперь с благословления Макария и материальной помощи Соколова творила зело бойкий порох. Такой, чтоб, взорвавшись в устьи металлической ступы, унес холодным огненным вихрем Феодосью на небеса к сыночку Агеюшке. Хотя, надо признать, сей час Феодосья и сама не знала: занимается ли наукой ради желанного полета на сферы небесные или ради творческого наслаждения от возможности смешивания, черчения, озарения вычислений и восторга открытий? Двойственность цели и процесса работы – для дела или удовольствия? – смущали Феодосью чувством вины. Все чаще она со стыдом ловила себя на мысли, что не хочет улетать на небо, ибо тогда окончатся часы мыслительных наслаждений в лаборатории, чертежне и библиотеке, ставших для нее раем на земле.

– Почему невозможна гармония вокруг, коли есть она уже во мне? – со вздохом задавала Феодосья достойный философа вопрос мышке, случавшейся по ночам в чертежной келье.

За полгода научных трудов в Феодосье чрезвычайно развилась способность, которую книжный отец Логгин назвал бы абстрактным мышлением.

Она пыталась рассказывать о процессах в подсолнечном мире, которые ни увидеть зенками, ни ухватить перстами, ни намалевать италийским карандашом, Олексею, но тот лишь нарочито испуганно восклицал: «Чур меня!» – и заклепывал уста Феодосьи ладонью. Олексей слыхал от знающего самовидца, что ежели девица или жена возьмется за изучение арифметики, то велика опасность, что умовредится и помрет в горячке. И Феодосья бросила попытки обсуждать научные версии с Олексеем.

– Между тем, Андрей Митрофанович Соколов с увлечением обсуждает купно со мною алхимию и корпускулярные процессы, – с легкой обидой посетовала напоследок Феодосья. – Мы с ним последний раз вакуум дискутировали.

– Соколо-о-в! Какие же вы, бабы, все жадные до богатства. Конечно, коли аз беден, так дурак, и поглаголить со мной не об чем! – с великой досадой бросил Олексей, осерчав на загадочный вакуум. И, зляся, подъелдыкнул: – Погоди, как стану царским сокольничим, сразу поумнею!

– Какая взаимосвязь? – подняла брови Феодосья, и на сем оне расстались, сердито пошагав в разные стороны.

В затаенном уголке монастырского огорода, за дровяными сараями, Феодосья творила экспериментусы с подкидной доской и к весне вывела формулу, каковая была истинной баллистикой.

Впрочем, Феодосья не подозревала себя в ученом открытии и беспечно держала листок с вычислениями в ящике стола, не мысля делать его достоянием научной общественности или вступить в переписку с Исааком Ньютоном. Он – ученый. А она кто? Самоучка.

– То ли возникающий от сгорания пороха вихрь должон в парус летательной ладьи ударять, то ли бить об землю из ступы? – к весне все еще не могла решить Феодосья и роняла голову на черные от угольной пороши длани, засыпая прямо в лабораторной келье.