Цветок пустыни

Время от времени Вита оглядывалась, опасаясь увидеть вдали скачущих за ней всадников, но пока не было никаких признаков погони. В конце концов девушка даже начала думать, что шейх, вероятно, был и сам рад избавиться от нее.

«Возможно, втайне он решил, что со мной слишком много возни, и уже пожалел, что захватил меня в плен, – рассуждала она, – если не сделал никакой попытки меня догнать».

И тут с непонятной ей самой грустью она вдруг пожалела, что не успела узнать его лучше.

Было что-то удивительно искреннее и человечное в том, как он показывал ей своих лошадей. В эти минуты шейх открылся ей с совсем неожиданной для нее стороны.

Конечно, не было никакого сомнения в том, что он очень любил своих лошадей, хорошо разбирался в породах, знал их историю и был весьма знающим и умелым коневодом. И ей о многом хотелось расспросить его, ведь он мог рассказать ей столько интересного.

«Мне больше не представится такой великолепной возможности, – печально думала Вита. – Когда я вернусь в Англию, то буду общаться с людьми, рассуждающими о годольфинских арабах и дерби-арабах, и никто из них даже не поверит мне, если я скажу им, что видела и даже ездила на лошадях, принадлежащих к еще более великолепным породам, здесь, в Сирии».

И все же грусть по поводу того, что она его больше не увидит, помимо сожалений об упущенной возможности расширить свои знания о породах лошадей, была вызвана чем-то еще, в чем она сама пока не могла разобраться.

И еще ей было обидно, что шейх не согласился продать ей лошадь, чтобы она смогла взять ее с собой в Англию.

Она думала о том, что ей легче было бы утихомирить гнев отца, если бы она смогла подарить ему такую кобылу, как Шерифа, или такого жеребца, как тот, что плыл с ней на одном пароходе по пути в Бейрут.

Но, возможно, анизы, когда она доберется до них, окажутся более сговорчивыми. И во всяком случае Шерифа, если все сложится хорошо, останется с ней. Почему-то мысль о том, что она оказалась в роли конокрада, не слишком ее беспокоила.

Между тем дневная жара немного ослабла, однако часы, проведенные в седле на открытом палящем солнце, давали о себе знать. Вита чувствовала, что ее покидают последние силы, что она просто умирает от жажды.

Она была уверена, что к этому времени уже должна будет встретить племя Мезраб, если только они выступили в поход. Ведь она ехала в направлении, которое невольно выдал ей своим взглядом шейх сегодня утром во время прогулки. Однако вокруг, насколько хватало глаз, простиралась бесконечная пустынная равнина.

Она ехала все дальше, чувствуя невыносимую усталость и с отчаянием понимая, что Шерифа также двигается из последних сил.

У девушки пересохли губы, горло саднило и болело так, что она не знала, сумеет ли говорить, когда доберется до лагеря кузины.

А затем она неожиданно увидела вдалеке, чуть в стороне от своего пути, темное пятно, и в ней вспыхнула надежда. Ей показалось, что это оазис!

Видимо, Шерифа также увидела или почувствовала его, так как без всякого понукания побежала быстрее в нужном направлении.

Это действительно оказался оазис, и едва Шерифа достигла спасительной тени пальм, как Вита соскользнула с седла.

На какое-то мгновение она почувствовала себя такой ослабевшей, что едва удержалась на дрожащих от напряжения и ставших вдруг непослушными ногах. Девушка опустилась на землю, но в эту же минуту увидела Шерифу, которая понуро стояла и дышала так тяжело, что бока ее ходили ходуном. Вита знала, что лошадь измучена и страдает от жажды не меньше, чем она сама.

С огромным усилием, превозмогая усталость и слабость, Вита заставила себя подняться на ноги и направилась к колодцу. Перегнувшись через грубо выложенную камнями ограду колодца и заглянув вниз, она, к своему огорчению, увидела, что вода сверкала где-то очень глубоко.

Возле колодца стояла большая бадья с привязанной к ней длинной веревкой. Вита понимала, что она должна сделать – опустить вниз бадью, зачерпнуть воды и вытащить ее на поверхность. Тогда и она, и Шерифа смогут напиться. Единственное, в чем она сомневалась, хватит ли у нее сил.

Она с сомнением посмотрела на бадью. Если она зачерпнет ее полную, то едва ли сумеет вытащить. И веревка – толстая и грубая – обдерет ей все руки, но делать было нечего. Им с Шерифой вода была нужна во что бы то ни стало. Это был вопрос жизни и смерти.

Пока Вита стояла в раздумьях перед колодцем, к ней подошла кобыла и потерлась носом о плечо девушки, словно хотела подбодрить ее.

Вита скинула на землю бурнус. Хоть он и спасал от палящих лучей солнца, но в нем было нестерпимо жарко. И девушка подумала, что больше всего на свете ей бы сейчас хотелось самой окунуться в этот колодец – прямо в его холодную темную глубину.

– Ну почему нам не попался оазис с озером или открытым источником вместо этого дурацкого колодца? – спросила она, обращаясь к Шерифе, и едва узнала свой охрипший голос.

Она взяла бадью и медленно опустила ее на веревке вниз.