Цветок пустыни

Вдруг Лиз резко оборвала ход своих рассуждений. Что же вынудило ее столь враждебно настроиться по отношению к девушке, с которой она даже не знакома? А что касается Роберта Йейта, разве гордость Лиз не требует от нее стать выше рассуждений о том, одобряет он ее поведение или нет?

Эндрю тем временем свернул в каменные ворота, скрытые пыльной листвой каких-то деревьев, и подъехал к расположенному на территории гостиницы небольшому дому, сложенному из песчаника.

Пока отец доставал из машины багаж, Лиз с некоторым ужасом оглядела выросшее перед ней строение. Оно напоминало стоящие в пустыне форты, которые она видела в кино, — прочные стены с зубцами наверху, с узкими дверными проемами и окнами, утопающими в глубине стен. Теперь это ее дом.

Они вошли внутрь. Когда Эндрю открыл дверь гостиной с окнами, плотно закрытыми ставнями, с каменным полом и, в представлении Лиз, очень плохо меблированную, она окончательно упала духом.

— Ну, как это выглядит по меркам Кенсингтона?

Лиз старалась не глядеть отцу в глаза.

— Все... все в порядке. — Она запиналась, стараясь изо всех сил говорить как можно бодрее. — Немного темновато... И здесь — как бы это сказать? — как будто чего-то не хватает.

— Темновато? Что же, это может быть быстро исправлено, хотя я боюсь, что в середине дня мы здесь готовы поступиться освещенностью ради сохранения прохлады в доме.

Ее второе критические замечание было оставлено без внимания.

— Ну, я не вижу, что здесь чего-либо не хватает, во всяком случае из того, что необходимо, — сказал Эндрю и огляделся, нахмурившись, — стол, стулья, приличные буфеты и мой письменный стол, чего еще тебе можно желать?

В отчаянии Лиз коротко всплеснула руками. Неужели он не понимает, что она имеет в виду книги, цветы, дорогие сердцу вещицы, теплую домашнюю атмосферу?

— Да ничего, за исключением уюта. Например, папа, разве тебе не хочется иметь немного больше комфорта всякий раз, когда ты сидишь у себя дома, допустим по вечерам?

Но отец не захотел прийти ей на помощь. Он коротко сказал:

— По вечерам я здесь не «сижу» — так, как это принято в Англии, — в домашних шлепанцах и с чашкой чая. Когда мужчина живет один, он так не поступает. В те часы, когда я бываю предоставлен сам себе, я обычно работаю за своим письменным столом. Или же, если ко мне кто-нибудь заглянет, мы идем в ресторан гостиницы напротив.

— А кто-нибудь заглядывает к тебе?

— Только те, кто принимает меня таким, какой я есть. Но не беспокойся — пока ты здесь, я постараюсь продемонстрировать все добродетели воспитанного человека. А пока, осмелюсь спросить, ты не хотела бы познакомиться со своей комнатой и с остальными помещениями?

В доме была кухня, чистая, но редко посещаемая, поскольку еда доставлялась из гостиницы, а также две спальни, обставленные почти столь же по-монашески скудно, как и гостиная. Лиз отметила, что ни на одном окне нет ни штор, ни гардин. Единственным приятным открытием стало то, что в ее спальне была ванная комната с душем, пусть по размерам последняя больше походила на стенной шкаф, а кроме того, в силу своей новизны, очень привлекательной выглядела перспектива спать в кровати с противомоскитным пологом.

Отец оставил Лиз в ее комнате, пообещав, что к тому времени, когда она примет ванну и переоденется, он приготовит прохладительные напитки и будет ждать ее на веранде.

— Возьми с собой документы — паспорт, справки о прививках и тому подобное, — сказал Эндрю. — Поскольку ты являешься подданной другой державы, прибывшей в колониальные владения Франции, ты сразу же должна отметиться во французской военной комендатуре. И я хочу просмотреть твои бумаги.

В этих словах Лиз увидела предлог, чтобы начать нужный ей разговор. Часом позже, передавая отцу документы, она спросила:

— А на тех, кто остается здесь на длительный срок, распространяются те же правила?

— Нет, к ним предъявляются несколько более жесткие требования. Но ты получишь гостевой пропуск, просто заявив о периоде своего пребывания в этих местах. Мы должны будем подумать об этом периоде.

— Хорошо. — Лиз облизнула пересохшие губы. — Но представь себе, папа, а что, если бы я захотела остаться здесь вместе с тобой?

Чтобы лучше разглядеть ее, отец даже сдвинул на кончик носа свои очки.

— Даже если бы я верил в чудеса, — наконец заговорил он, — мне все равно следовало бы сказать, что об этом не может быть и речи.

— Папа, но это несправедливо!

— Разве? Ну что же, хотел бы я знать, сохранилась ли в твоей памяти некая бурная сцена, во время которой ты решила представить дело так, будто бы тебя изгоняют, наказывают и судят жестоко и несправедливо? Я знаю, что, прежде чем мне пришлось покинуть Лондон, нам удалось заключить перемирие. Но боюсь, что мне не избавиться от ощущения, что я вытащил тебя оттуда пусть временно, но против твоей воли. В смущении Лиз пробормотала:

— Там, в Лондоне, я действительно думала, что ты наказываешь меня.

— Дорогая моя, за что? За то, что ты еще слишком молода, за то, что не научилась распоряжаться деньгами, за то, что ты тратишь деньги на своих друзей и на свои увлечения?