— Забудьте все это, — я даже не пытался оправдываться. Я ведь не соврал, сказав, что они в опасности. — Скажите лучше: Линда Сибрук не приходила к вам сюда?
— Последний раз она была здесь с отцом, чтобы попрощаться со мной. Это было до Рождества.
— Не смею вас больше беспокоить. Если она придет к вам, скажите, что я в третьем доме на Нью Кат. Прощайте, сэр.
Я поспешил к носильщикам, которые, ожидая меня, задремали на солнышке. Я догадался, что мое письмо к Линде, в котором я упоминал о сэре Джоне Талботе, так и не было доставлено, а ей и в голову не придет, что случайное имя, проскользнувшее в бредовой речи ее отца, могло запасть мне в голову. Она не догадается обратиться к нему. Проклятая болезнь, недаром ее назвали чумой! Но они наверняка прибыли экипажем! Мой мятущийся разум наградил меня этой догадкой, как хорошую собаку куропаткой.
Экипаж из Колчестера!
— Бегом! — приказал я носильщикам. — В «Трубадур» на Стренде. — И там мне повезло. Хозяин постоялого двора сразу вспомнил молодую красивую женщину, которая прибыла со стариком. Им пришлось оставить багаж в таверне, но на следующий день девушка вернулась и забрала одну коробку, которую приказала отнести в дом на Ладгейт Хилл, — тот, что сразу за Спиндлерс Грин.
Носильщики, которым я к тому времени уже изрядно надоел, отнесли меня к этому дому, отдаленному от дороги и огороженному железными прутьями. Я предложил им серебряную монету, которую мне подала леди.
— Этого недостаточно за полдня беготни, — сердито заметил один из них. — То там сбивали каблуки, то в другом месте.
— Достаточно или нет, но это все что у меня есть, — объяснил я. — Мне самому не очень приятно, поверьте, лишить вас того, что вам причитается, но все мое имущество украдено, и я не могу сейчас заплатить. Господь воздаст мне и вам.
Они продолжали ворчать, но я уже стучал в дверь дома.
Мне открыла высокая сухопарая женщина с прядями неаккуратных черных волос, обрамлявших серое лицо.
— Я знаю, что здесь живет мисс Линда Сибрук. Проведите меня к ней, пожалуйста.
К этому моменту мое нетерпение достигло такого предела, что мне хотелось оттолкнуть ее и ворваться в дом, изо всех сил выкрикивая любимое имя.
— Здесь нет такой особы, — ответила женщина. — Здесь живет только мой брат Эли Мейкерс и его жена. Что с вами, молодой человек?
Я пришел в себя уже в доме, на стуле с высокой спинкой. Мои ноздри щекотал едкий запах жженных перьев. Я поднял глаза и увидел Линду, склонившуюся надо мной. Опустив голову, я разглядел ее руку, подносящую тлеющие перья к моему носу.
— Я перенес тяжелую болезнь, Линда, — сказал я.
Моей первой мыслью было: она ничего не должна узнать. Я все буду оправдывать своей болезнью.
— Я знаю. Женщина из Нью Кат сказала, что ты умер, — произнесла девушка. Голос ее звучал очень тихо.
Я руками закрыл лицо.
— Так ты вышла замуж за Эли, Линда. Что заставило тебя пойти на это? Тут ее пальчик взметнулся к губам, а глаза приняли выражение, которое мне было слишком хорошо известно и понятно. Из глубины комнаты, недоступной моему полю зрения, донесся голос Эли.
— Ты лучше расскажи мистеру Филиппу о своем отце, жена.
Ее глаза наполнились слезами, но она смахнула их и прошептала:
— Он умер, Филипп.
— Он так и не оправился тогда?
— Ему стало лучше. Но его убили на летней ярмарке.
— Убили! — воскликнул я. — Почему? Кто убил его?
— Я сам расскажу, жена, и покончим с этим. А ты пойди помоги Кезии приготовить обед и попроси, чтобы она поставила еще одну тарелку на стол. Ни слова не возразив, Линда оставила меня и направилась к двери. Из ее походки исчезла легкость, в ушах не было сережек, на ней было черное простое платье.
— Парень, — начал Эли, глядя на меня с высоты своего великанского роста, — эта история, которую я не очень хочу тебе рассказывать, может задеть твои чувства к отцу.
— Ничего, — перебил я. — Говорите быстрее, ради Бога, что произошло с отцом Линды, что заставило Линду выйти за вас замуж. — Боль так явно прозвучала в моем голосе, что я попытался скрыть ее, добавив: — Так внезапно.
Эли протянул свою большую заскорузлую руку и неловким жестом положил ее мне на плечо. Я вздрогнул от удивления и страха, что он мог угадать мое состояние, почувствовать, что я люблю Линду, и проникнуться жалостью ко мне. Но когда он забрал руку и осторожно опустился на высокий стул, я понял, что мои опасения напрасны. Эли был удручен потому, что ему приходится порочить передо мной моего отца.
— Ну, давайте же, — резко поторопил его я. — Оставим это. Видит Бог, я уже давно не питаю к отцу никаких чувств. Расскажите, что случилось на летней ярмарке.