Цветущая, как роза

- Нам бы очень пришлась кстати ваша помощь, - в нерешительности проговорил Эли. - Видите ли, Моисей Пикл вывихнул плечо, когда перевернулась его повозка. Исаак Картер разодрал в кровь руки еще в Форте Аутпост. А руки мистера Томаса на морозе сразу покрываются волдырями, как у нежной девицы. Мистер Билл Ломакс заходится от кашля, стоит ему поднять что-то тяжелое.

- А что с тобой? - поинтересовался я, показывая на огромное пятно крови, расплывшееся по загорелой руке из-под закатанного рукава.

- Да чепуха, лошадь лягнула, когда я пытался перерезать поводья.

Он вытер пот со лба тыльной стороной руки.

- Плохо дело. Мистер Горе умер, рано выпал снег. И все же мы должны проявлять терпение - только это спасет нас. Дело в том, что снега много, и он довольно глубокий. Придется хорошенько покопать.

- Мы спустимся к вам, - решил я. - Майк сможет позаботиться о молодом Пикле и Картере. Холода, как я полагаю, полностью покончили с этой страшной болезнью.

По правде говоря, я стремился увидеть Линду - как жаждущий в пустыне мечтает о глотке воды. Глаза мои старались различить среди мечущихся по белому пространству темных фигурок ту, что была мне дороже всего на свете.

Итак, мы присоединились к остальным.

Группа Эли была в мрачном настроении. Смерть Натаниэля, суровая погода и неприятное приключение с кибитками, несчастье, постигшее двоих наших мужчин, - все это навеяло на людей глубокое уныние. Послеобеденная молитва мистера Томаса никак не способствовала поднятию духа. Очевидно, та же мысль, которая ранее пришла в голову Майку, осенила и мистера Томаса: наш Моисей умер. Он развивал эту идею столь пространно и многословно, умоляя Бога не подвергать нас сорока годам скитаний по пустыне, что мы, стоя на натруженных ногах, готовы были заплакать от боли и усталости.

Как только он завершил наконец свою речь, я решительно и громко прервал прощальное "Аминь!", чтобы успеть воспользоваться паузой:

- Преодолев следующую возвышенность, мы должны повернуть на юг. Дети Израилевы не знали, куда направляются. Наверняка, у них не было карты. А у нас есть.

Глаза мистера Томаса, еще сомкнутые в благоговейном порыве, резко распахнулись и бросили на меня негодующий взгляд.

- Это богохульство, молодой человек! Воля Господня не сравнится с любой картой, и пути Господни непостижимы для умов смертных.

- Зачем приписывать Богу неблаговидные поступки? - невинно спросил я.

И тут же с удивлением услышал слова Эли:

- Обещания Божьи столь же сильны, как и кара. И кроме того, что-то не видно здесь золотых телец.

Наконец я увидел Линду, с которой из-за всех этих хлопот так и не смог за весь день переброситься словом.

- Здравствуй, - тихо обратился я к ней, и она резко обернулась.

- Здравствуй, Филипп, как дела?

- Хорошо, а ты как?

- Тоже неплохо.

- Послушай, я мог бы заняться этой повозкой, если кто-то подержит фонарь. Ты не поможешь мне?

Оглянувшись, Линда произнесла:

- Если Эли не будет возражать.

Эли не возражал. И вскоре, усадив Линду поудобнее на край пустой повозки и потеплее закутав ее ноги в покрывало, я дал ей в руки фонарь и несколько гвоздей. Щепки нужной длины я нарубил еще до ужина, так что оставалось только прибить их, и за этим занятием я мог свободно беседовать с Линдой.

- Я подобрал твой куст и твой узел.

При этих словах лицо ее просветлело от радости. Но из какой-то глупой преданности Эли, глупой и непостижимой для меня, она сказала:

- Это все из-за лошади. Пришлось разгружать кибитку. Понимаешь?

- Да, - кивнул я. - Понятно.

Я помешкал, как в былые времена, испытывая неловкость, не зная, что сказать дальше. Линда первая нарушила молчание.

- Иногда я сомневаюсь, стоило ли нам отправляться в это путешествие. А ты?

- Нет, я точно знаю, зачем сделал это.

- Ты доволен?

- Именно сейчас я доволен. А ты о чем-то сожалеешь?

- Порой я думаю... Если бы не вся эта спешка...

Я понял, что она говорит о своем замужестве, а не о нашем путешествии, и ждал, с жадностью пытаясь уловить какое-либо неосторожное, случайно оброненное слово. Но ничего подобного не услышал.

- Просто мне надоело жить так. У меня будет ребенок, ты уже, наверное, заметил - я так плохо себя чувствую и с Кезией невозможно ужиться.

- Охотно верю, - сочувственно сказал я.

- У нее такой острый язык. Эли не обращает на нее внимания и думает, что мне не стоит. Хоть бы кто-нибудь на ней женился.

- Ради тебя, Линда, я бы сделал все на свете, но только не это. И боюсь, на это никто не решится.

- Да, лучше бы кто-то из наших взял в жены Джудит Свистун. Она такая хорошенькая и добрая. Филипп, почему бы тебе не подумать об этом?

- Дай-ка гвоздь, пожалуйста, - перебил я, отворачивая лицо от света фонаря.

- Ну почему?

- Что почему?

- Почему ты не женишься на Джудит?

- Потому что не хочу, - упрямо сказал я. - Брак должен быть чем-то оправдан.

- Ты думаешь, что мое замужество было чем-то оправдано?

В голосе Линды сквозила печаль. И я осмелился спросить:

- А что, оно по-твоему не оправдано?

Вместо ответа она разрыдалась.

- Возьми-ка фонарь, - всхлипывая проговорила она. - Пойду прилягу.