Цветы эмиграции

Хорошо, что из сельской библиотеки её не изгнали. Домой брала сразу по три книги, проглатывала и опять шла за новыми. Кроме книг она научилась читать лица одноклассников по мимике, жестикуляции и выражению глаз. В классе были заядлые хулиганы, обычно они никогда не врали. А хитрецы ловчили. Она даже в дневнике описывала жесты врунов. Благодаря своей наблюдательности сразу подмечала фальшь. На долю секунды насмешка появлялась на одной стороне лица говорившего, потом быстро исчезала, показав, что человек сам не верит тому, о чём говорит. «Для дураков», – записала Роза в дневнике, – смотри, если почесали нос или дёргают себя за уши, дотрагиваются до них – тебя дурят». Удивил её ещё один жест: подруга всегда прикрывала рот, когда врала, как будто не даёт лживым словам выйти наружу. Иногда она пальцами дотрагивалась до шеи, тёрла или царапала себя, отводила глаза в сторону. От обиды Роза долго не могла прийти в себя, потом выговаривала подруге в дневнике:

– Опять обманула меня, тянула воротник своей блузки и потом стала тереть глаза, врунья.

Роза наблюдала и за домашними. Отец никогда не обманывал: уверенный голос, прямая спина, не отводил глаза в сторону. И мама, робкая и неуверенная в себе, с опущенными плечами и взглядом в пол, как будто в чём-то виновата, тоже говорила только правду.

Книги, наблюдение за одноклассниками, одиночество и полная свобода подружились с ней. Роза научилась быть незаметной, её не замечали даже родители. Девочке так было удобнее, иногда ей хотелось витать в облаках и не возвращаться: там, наверное, нет лгунов с презрительными взглядами.

Старая толстая книга, замызганная непослушными отцовскими пальцами, лежала в изголовье на тумбочке у родительской кровати. Роза дотронулась до плотного книжного переплёта, присела на краешек железной кровати и стала перелистывать страницы, которые пахли мазутом и пылью, как рабочая одежда отца. Прочитала первые фразы и ничего не поняла.

– Имена, непонятные слова, всё вообще ни о чем, и чего они каждое воскресенье это читают, сказки какие-то, – нахмурила брови девочка. Тихо скрипнула дверь. На пороге стоял отец, бросил взгляд на дочь, взглянул на книгу в её руках и кивнул ободряюще:

– Возьми себе, так не читают Божье слово, поймёшь всё потом.

Много лет спустя, когда отца уже не было в живых, она вспоминала его слова и поступки. Он не принимал необдуманных и категорических решений. Осторожно высказывал своё мнение, боясь кого-то ранить. Откуда в нём была тактичность? Ведь работал трактористом-механизатором и общался с такими же, как он сам. Значит, мудрость он почерпнул из Евангелия?

– Как дела? – спрашивала дома мать, вытирая руки о фартук, засаленный и неприглядный от постоянного прикасания к нему пальцами, вымазанными в жире, в креме, в тесте, в остатках овощей, нашинкованных для бесконечных обедов.

– Нормально, – глухо бормотала дочь, не поднимая головы.

– Ну и хорошо, – кивала в ответ мать, коротко взглянув на дочь, похожую на тень, появившуюся ненадолго в доме.

Сделав уроки, Роза принималась за Евангелие, непонятное ей. Она кружила по страницам, пытаясь расшифровать хоть один узор из длинных и тягучих слов. Кто кого родил? Роза закрывала глаза и начинала повторять по памяти из Родословия, кто кого родил. Выдыхала воздух и продолжала скороговорку. Представляя взгляд прежней подруги, снисходительный и брезгливый. Роза проговаривала про себя: «Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду», – ряд имён обрывался на Иуде. На том самом, предавшим своего учителя. Надломил вместе хлеб, а потом предал.

Но как плохо одной. Идиотская табличка «Баптистка» больно шлёпала по лбу, отскакивала и опять била, и снова отскакивала. Никогда Розе не было так больно, как в школе. Одиноко. Немыслимо одиноко: она старалась изо всех сил казаться спокойной, но голову заполняли обиды, цепляли каждый нерв и тянули его за живое, не давая передышки.

Обиды не улетучились и во взрослой жизни: снились и не давали покоя. Роза просыпалась и обхватывала голову руками, стараясь изгнать унизительные картины прошлого. Школьная скамья стала для неё тюрьмой, о которой она не могла никому рассказать. Смотри и молчи, запоминай и молчи – эти слова стали её установками, тюремными решётками в детстве. Начало формыКонец формы

Глава 13. Роза в школе c подругами

Одноклассники продолжали сторониться её. На переменах она сидела в классе и боялась выходить в коридор, где гурьбой толпились бывшие подруги. Иногда быстро проскальзывала в школьную библиотеку и перебирала книги. Однажды увидела томик Шекспира. «Гамлет», «Макбет», «Король Лир» и «Ромео и Джульетта» вывели Розу из состояния, недалёкого от помешательства. Как странно: любовь и коварство, зло и добро – всё это было уже давно до того времени, когда Роза появилась на свет.

В школе дни были похожи один на другой. Унылые и скучные, потому что подруги продолжали отворачиваться. Дома тоже родители не разговаривали с ней: некогда им было; домашнее хозяйство им казалось важнее детей.