Цветы Форкосиган-Вашнуя

Девочка смотрела сквозь стекло купола на бесконечные поющие пески Колонии Бета – то охряные, то цвета ржавчины, но никогда не замирающие, никогда не умолкающие. Она смотрела на них с тоской и желанием, прижав пальцы к прохладной гладкости оберегающей ее тюрьмы, почти не замечая обволакивающего ее негромкого гудения машин, позволяющих ходить в простой одежде и дышать без маски. Воздух в ноздрях был сух и прохладен – его выдыхала машина, а не что-то живое и зеленое. Девочка повернулась к стоящему рядом брату…

Анайя вернулась домой.

Приключение дамы на набережной

Поздним и не по сезону холодным утром в июне 1903 года я зашел к моему другу Шерлоку Холмсу на нашу прежнюю квартиру на Бейкер-стрит. Ночь моя прошла в печальном бдении у смертного одра пациента, с которым мы с женой давно были дружны. Его разъедал рак. Но даже мысль о том, что он приветствовал смерть как избавление от нескончаемой муки, которую уже не могли умерить даже самые большие дозы морфия, что я осмеливался ему давать, не умерила глубокой печали, вызванной его уходом. Его случай с самого начала был безнадежным, непоправимым, и серый унылый дождик, зарядивший с самого утра, только ухудшал мое настроение. Мои размышления о бренности всего сущего приобрели поистине уродливый характер, когда кеб, который вез меня домой, на Куин Энн-стрит, свернул с Мерилебоун-роуд на Бейкер-стрит. Отчасти желая прогнать дурные мысли, а отчасти оттягивая ту минуту, когда мне придется огорчить Алисию столь печальным известием, я поддался порыву и остановился у знакомого дома, чтобы зайти к моему другу.

Билли, юный слуга Холмса, впустил меня в квартиру, и я застал его хозяина за остатками скромного завтрака. Он уже закурил первую за день трубку (набитую недокуренным накануне табаком) и начал изучать одну из газет, разбросанных по столу в обычном беспорядке. Холмс пристально посмотрел на меня.

– Принесите еще кофе, Билли, – в первую очередь распорядился он. – Присаживайтесь, старина. Вид у вас очень усталый.

Я кивнул и с радостью опустился в привычное кресло. Холмс хранил спокойное молчание, пока я не допил первую чашку кофе, а потом мы поговорили о старом Гастингсе, с которым Холмс был немного знаком.

– Вы чем-то заняты? – осведомился я наконец, желая перевести разговор на более веселую тему, и кивком указал на газету, развернутую у его тарелки.

– Возможно. Хотя на первый взгляд может показаться, что это скорее по вашему профилю, чем по моему. – Он постучал по газетному листу длинным тонким пальцем. – Судя по состоянию вашего подбородка, вы утреннюю газету не читали. А вчерашнюю видели? Нет? У вас как раз хватит времени, если хотите. Лестрейд звонил мне недавно, и скоро появится здесь сам. Центральная колонка. – Он протянул мне газету. – Все газеты пишут примерно одно и то же.

Заголовок гласил: «На набережной найдена женщина. Попытка самоубийства? Полиция ищет сведения, чтобы установить личность неизвестной». На газете было проставлено вчерашнее число.

«Сегодня примерно в два часа утра неизвестная женщина была обнаружена констеблем Джоном Хармоном, совершавшим обход своего участка на набережной неподалеку от Нортумберленд-авеню. Несчастная сидела на спуске к реке, вымокшая до нитки, и куталась в простыню. Она находилась в странном состоянии, похожем на глубокий шок, и отказывалась говорить и отвечать на вопросы. Констебль доставил женщину в Новый Скотленд-Ярд, откуда ее затем перевели в больницу Святого Варфоломея. Полиция дает следующее описание неизвестной: рост пять футов восемь дюймов, вес приблизительно 9 стоунов, волосы длинные, темно-русые, глаза серые. На вид тридцать – тридцать пять лет. На левой икре след от давнего ожога, еще один шрам – на левом плече, и свежий порез на правом запястье. Всех, кто имеет сведения о личности этой женщины, просят связаться с полицией. Расследование – в опытных руках инспектора Скотленд-Ярда Лестрейда, который ведет дело со свойственными ему решительностью и проницательностью».

– Весьма странно, – сказал я, возвращая Холмсу газету, – но не слишком подробно.

– Полагаю, материал подверстали в последнюю минуту, – отозвался Холмс. – Но в сегодняшнем номере мало что добавлено, хотя они еще не говорят, что полиция пребывает в недоумении. Однако здесь слишком мало сведений, чтобы решить, попадает ли это дело в категорию необычных или просто отвратительных. Но, если я ничего не путаю, эти размеренные шаги принадлежат тому, кто сможет поведать нам обо всем.

Инспектора Лестрейда впустил в комнату паренек в курточке со множеством пуговиц. Сам Лестрейд нес под мышкой грязный белый узел, а на хитроватом лице выражалось легкое раздражение. Он поздоровался с нами тем тихим и вежливым тоном, какой появлялся у него всякий раз, когда расследование двигалось туго.