Цветы ядовитые

Уловка сработала. Заговорив об обыденном и понятном, Ирка на глазах эволюционировала в человека разумного. Мне оставалось только придерживаться избранной тактики.

– Я и не слышала, что у нас такой сервис появился.

– У нас это экзотика, да. Хозяин – он закончил институт стран Азии и Африки – в молодости ездил в Японию и жил там в таком вот заведении для студентов-иностранцев. Ему понравилось, вот он и собезьянничал. Благо, условия позволяют. У них хоромы – две соседние квартиры в "сталинке". С перепланировкой, конечно, пришлось повозиться, но получилось здорово. Апартаменты "люкс" – огромная студия, большая ванная, кухонька, отдельный вход. И "кампус" – четыре спальни, столовая, просторная кухня и аж два санузла.

– А хозяин где обретается?

– Хозяева. Супружеская пара. Там же и живут, в "кампусе". Оставили за собой одну из комнат.

Аккуратно задавая вопрос за вопросом, я выяснила следующее.

Комнаты в доморощенном пансионате снимали трое студентов. Фаршад – богатый араб, сын какого-то нефтяного князька и аспирант Керосинки – жил в "люксе". Ирка и Саманта (мулатка, американская студентка, изучающая русский язык) занимали две из четырёх жилых комнат "кампуса". В третьей обитали хозяева, а в четвёртой до нового года жил поляк Томаш – историк, который приезжал работать с нашими военными архивами. После его отъезда хозяева начали искать нового жильца, но тут у хозяйки где-то под Вологдой умерла кузина, оставив шестнадцатилетнюю дочь. Отец девочки спился лет десять назад, других близких родственников не осталось, и двоюродные тётя с дядей решили забрать сироту к себе.

Дойдя до рассказа о Снежане, Ирка опять начала трястись и заикаться, Подумав, что ей нужно дать возможность собраться с духом, я ещё раз свернула на сравнительно безопасную тему:

– Расскажи немного о них обо всех. Что они из себя представляют?

Я гений, да. Стоило Кудрявцевой задуматься, и трясти её тут же перестало.

– Ну… не знаю. Не очень-то я разбираюсь в людях. Могу сказать только о своём впечатлении…

Я поощрила её кивком и одобрительным угуканьем.

– Хозяина зовут Николай Сергеевич. Ему под пятьдесят, но он просит называть себя Ником. Этакий душка… Мне он не нравится. Фальшивый какой-то. Весь из себя сплошное благородство, прямо образец русского интеллигента, а по хозяйству пальцем о палец не ударит, целиком переложил этот воз на жену. Развлекает нас застольной беседой, а Елена Петровна и стирает, и убирает, и за продуктами ездит, и готовит… А у неё, между прочим, образование не хуже, тот же институт закончила. Неплохая тётка, хоть с виду и не скажешь. Некрасивая, хмурая, молчаливая, прижимистая, но совесть у неё есть. Порядок в доме поддерживает идеальный, кормит вкусно… И всё сама. Снежана ей только последние два месяца помогала, когда отошла немного после смерти матери, а до этого Елене Петровне приходилась ещё и о сиротке заботиться. Хотя тут-то добровольных помощников хватало… – Ирка дёрнула ртом, обозначая усмешку. – Тот же Ник хлопотал над новообретённой племянницей, как наседка. И Фаршад – куда только спесь подевалась? И… – В этом месте она споткнулась и судорожно втянула в себя воздух, но всё же закончила фразу. – И Гоша.

Сообразив, что Гоша – это Жорик, я чуть не присвистнула. Тёмная история с печальным концом романа века начала проясняться. И наличие смысла в бреду про гибель девочки, которую вроде как убили (причём убийство Ирка, похоже, готова взять на себя), теперь уже не вызывало сомнений. Если Кудрявцева отчаянно – до потери рассудка – ревновала Жорку к сироте, у неё вполне могла возникнуть идея, будто она в бессознательном состоянии отравила соперницу. Идея, правда, всё равно бредовая. Действительность вам не роман с сомнамбулическими героями, тела которых автономно обтяпывают сомнительные делишки. Ну ладно, с этим мы ещё разберёмся. А пока нужно срочно переключить Ирку на нейтральную тему, а то у неё опять язык отнимается.

– Ты не перескакивай, – строго сказала я. – С хозяевами всё более или менее ясно, а про Фаршада поподробнее, пожалуйста. Я правильно услышала, что этот арабский набоб – высокомерный засранец?

Ирка кивнула.

– Ага. Красивый до офонарения. Чёрные очи, ресницы, что крылья, тонкий нос с горбинкой, овал лица – хоть на медали чекань. И полный набор "правоверных" предрассудков. Ну, знаешь: женщина – сосуд греха, наличие души у неё под большим вопросом, зато ума нет по определению, единственное, на что она годится – рожать детей и обслуживать мужа. Даже странно, что он считает возможным есть с нами за одним столом. Хотя, если вспомнить, как он держался два года назад, когда только появился, его нынешнее поведение и за приличное сойдёт. Видела бы ты, как Сэми тогда на него кидалась! Она же американка: феминистка, прямая, как рельс, плюс темперамент почище мавританского. Мы первое время сидели за столом как на иголках – всё ждали, что они передерутся. Пару раз Саманту и правда пришлось оттаскивать от его смоляных кудрей. Слава Богу, что их дурацкий восточный кодекс не одобряет драк мужчины с чужой женщиной!