Цветы на чердаке

– Засыпайте, – сказала она хрипло, – засыпайте и не волнуйтесь. Не обращайте внимания на то, что вам пришлось услышать. Как только отец простит меня и забудет то, что я сделала, он примет вас в свои объятия. Ведь вы единственные внуки, которых он сможет увидеть, пока жив.

– Мама, – нахмурилась я, чувствуя непонятную тоску, – почему ты все время плачешь?

Она неловко смахнула слезы и попыталась улыбнуться:

– Кэти, наверное, мне потребуется больше чем один день, чтобы снова завоевать расположение моего отца. Это может занять два дня или больше.

– Больше?

– Возможно, неделю, но это крайний срок, наверняка все произойдет гораздо быстрее. Я не знаю точно, но это не должно растянуться надолго. Можете положиться на меня. – Своей мягкой рукой она пригладила мои волосы. – Кэти, радость моя, твой папа очень любил тебя, и я тебя люблю.

С этими словами она перешла к Кристоферу, чтобы приласкать его на прощание, но что она шептала ему, я уже не слышала. У двери она обернулась и пожелала нам как следует выспаться.

– Увидимся завтра, я приду к вам, как только смогу. Вы знаете мои планы. Мне придется прогуляться до станции, сесть на поезд до Шарлотсвилла, где меня ждут мои два чемодана, и рано утром я должна буду приехать сюда на такси, а когда это будет возможно, я постараюсь проникнуть сюда и увидеться с вами.

Уходя, бабушка бесцеремонно протолкнула маму в дверь впереди себя, но мама все же успела оглянуться через плечо и умоляюще взглянуть на нас, проговорив напоследок:

– Пожалуйста, ведите себя хорошо, не шумите. Слушайтесь бабушку, выполняйте ее указания и не заставляйте ее наказывать вас. И еще постарайтесь сделать так, чтобы близнецы тоже слушались, не плакали и не очень по мне скучали. Пусть это будет игрой, по крайней мере для них. Попробуйте развлечь их, а я привезу вам всем игрушки и настольные игры. Завтра я приеду, но все это время я буду думать о вас, любить вас и молиться за вас.

Мы пообещали, что будем паиньками, будем сидеть тихо, как мыши, и с ангельской кротостью выполнять все требования бабушки. Мы заверили ее, что сделаем все, чтобы она не сердилась на нас и близнецов.

– Спокойной ночи, мама! – сказали мы с Кристофером в один голос, пока она в нерешительности стояла в дверях. Большие, жесткие бабушкины руки лежали у нее на плечах. – Не волнуйся за нас, все будет в порядке. Мы знаем, чем занять близнецов и как развлечь самих себя. Мы уже не маленькие.

Все это говорил в основном мой брат.

– Я увижу вас завтра ранним утром, – сказала от себя бабушка, выталкивая маму в коридор и запирая дверь.

Мы остались одни, и нам стало немного страшно. Что, если начнется пожар? Пожар? Теперь я всю ночь буду думать о пожаре и о том, как убежать, если он начнется.

Запертые здесь, мы не сможем ни до кого докричаться, даже если очень захотим. Кто услышит нас в этой вечно закрытой комнате, куда люди приходят не чаще чем раз в месяц, в последнюю пятницу?

Слава богу, нас поместили сюда временно, всего на одну ночь. А потом, завтра, мама помирится со своим умирающим отцом.

Но пока мы оставались одни. Запертые снаружи. Гигантский дом вокруг нас казался чудовищем, держащим нас в острых зубах. Если мы пошевелимся, будем шептать или тяжело дышать, оно нас проглотит и переварит.

Я с нетерпением ждала прихода сна. Бесконечная, гнетущая тишина становилась невыносимой. Первый раз в жизни я не заснула, как только голова коснулась подушки. Кристофер первым нарушил тишину, и мы начали шепотом обсуждать наше положение.

– Все не так плохо, – начал он, поблескивая в полумраке светлыми глазами. – Думаю, бабушка не такая страшная, как кажется. Не верится, чтобы она была такой!

– То есть тебе она тоже не показалась доброй старушкой?

Он усмехнулся:

– Да, доброй-предоброй. Как удав боа.

– Она такая огромная! Как ты думаешь, сколько она ростом?

– Господи, даже не знаю. Может быть, шесть футов. И весом фунтов двести.

– Какое там! Семь футов и пятьсот фунтов весом.

– Кэти, когда ты научишься не преувеличивать? Перестань делать из мухи слона. Посмотри на ситуацию реально. Мы просто заперты в одной из комнат большого дома. Мы проведем здесь одну ночь, пока мама не вернется.

– Кристофер, ты слышал, что она сказала о каком-то дяде? Ты понял, что она имела в виду?

– Нет, но мама нам все объяснит. Теперь помолись и засыпай. В конце концов, это все, что мы можем сделать.

Я встала с кровати, опустилась на колени и сложила ладони под подбородком. Крепко закрыв глаза, я долго и страстно молилась, чтобы Господь помог маме быть обаятельной и обезоруживающе прекрасной.

– И, Господи, сделай так, чтобы дедушка не был таким же злым и неприязненным, как его жена.

После этого, усталая и обуреваемая множеством эмоций, я прыгнула в кровать и, крепко обняв Кэрри, провалилась в сон.

Бабушкин дом

Рассвет тускло забрезжил за тяжелыми шторами. Нам запретили их открывать.

Кристофер проснулся первым и сел на кровати, зевая, потягиваясь и улыбаясь мне.

– Привет, взъерошенная! – сказал он.