Цветы на чердаке

– Я очень хотела купить тебе белый костюм, – сказала мама, все еще обнимая меня. – Он был необыкновенно красивый, но великоват по размеру, к нему еще прилагается шапочка с белыми перьями – для «Лебединого озера». Я заказала для тебя такой костюм. Думаю, трех должно хватить, чтобы вселить в тебя вдохновение.

О да, несомненно! Когда Крис надежно прибил поручень к стене чердака, я занималась часами без остановки, в сопровождении музыки. За поручнем не было большого зеркала, как в тех балетных классах, что я посещала ранее, но я все время представляла его, а потом мои мысли уносились вдаль, и мне казалось, что я – Анна Павлова и танцую перед завороженной десятитысячной аудиторией, а потом зрители несколько раз аплодисментами вызывают меня на сцену, и я все время ухожу с охапками букетов из красных роз. Через какое-то время у меня появились все балеты Чайковского и новый проигрыватель, который при помощи нескольких удлинителей, тянущихся по лестнице, я подключала к розетке в нашей комнате.

Танцуя под аккомпанемент прекрасной музыки, я переставала быть собой, моментально забывала, что жизнь проходит, а у нас все остается без изменений. Какое все это имело значение? Лучше было делать пируэты и представлять, что сильные руки партнера поддерживают меня в самых сложных позициях. Я падала, поднималась и снова танцевала до тех пор, пока я не теряла дыхание и не начинала чувствовать ноющую боль во всем теле, а трико и волосы не становились мокрыми от пота. Тогда я ложилась на пол, чтобы отдышаться, а затем поднималась и начинала отрабатывать плие. Иногда я пробовала танцевать партию принцессы Авроры из «Спящей красавицы», а иногда партию принца, высоко подпрыгивая и ударяя ногами одна о другую.

Как-то раз, изображая предсмертные конвульсии умирающего лебедя, я подняла взгляд и увидела стоящего в тени Криса. Он смотрел на меня со странным выражением на лице. Приближался его пятнадцатый день рождения. Как случилось, что он стал больше похож на мужчину, чем на мальчика? Этот странный взгляд подсказывал мне, что мой брат уже на пороге взрослости.

На одних пуантах я проделала несколько маленьких, едва заметных шажков, которые должны создавать впечатление, что танцор скользит по суше, и поэтому поэтично названы «ниткой жемчуга». Таким образом я приблизилась к Крису и протянула к нему руки.

– Пойдем, ты будешь моим danseur[2]. Может быть, мне удастся чему-нибудь тебя научить.

Он смущенно улыбнулся, явно тронутый моим предложением, но, покачав головой, отказался:

– Нет, балет не для меня. Но я хотел бы научиться танцевать вальс под музыку Штрауса.

Я рассмеялась. У нас была единственная пластинка с вальсами, и все они были написаны Штраусом, причем пластинка была очень старая. Я сняла с проигрывателя «Лебединое озеро» и поставила «Голубой Дунай».

Крис оказался очень неловким. Он неуверенно держал меня, как будто стесняясь. Он наступал на мои розовые балетные тапочки. Но я была тронута тем, как он старался делать простые шаги, и не могла объяснить ему, что все его таланты кроются в голове и тонких нервных руках художника. По крайней мере, на ноги они точно не распространялись. Все-таки было что-то трогательное и нежное в этом вальсе, простом и романтическом, так не похожем на атлетические балетные вальсы, от которых задыхаешься и обливаешься потом.

Когда на пороге наконец появилась мама с бесподобным белым костюмом для «Лебединого озера»: с отделанным белыми перьями лифом, плотно прилегающей к голове шапочкой, туфлями и трико, через которое просвечивала кожа, – я испустила радостный вопль.

О боже, наверное, в тот момент я подумала, что любовь, счастье и надежда снизошли на наш чердак в образе огромной, покрытой атласом и перевязанной фиолетовой лентой коробки, принесенные человеком, которому я была действительно небезразлична, но по подсказке другого такого же человека.

Танцуй, балерина, танцуй.И делай свой пируэтС сердцем своим в унисон.

Партию нужно закончить,Об этом не забывай,Дойди до конца, танцор.Ты сказала ему, что любовь обождетИ слава тебе важней,

Но любовь ушла, не угнаться за ней,Ничто ее не вернет…

Через некоторое время Крис мог танцевать вальс и фокстрот. Учиться чарльстону он отказался:

– Не путай меня с собой, я не собираюсь учиться всем танцам, потому что в мои планы не входит появляться на сцене перед публикой. Все, что мне нужно, – это уметь танцевать с девушкой на танцплощадке и не выглядеть при этом ослом.

Я танцевала с рождения. Не было ни одного танца, которому бы я не могла или не хотела быстро научиться.