Цветы в море зла

Даже пороки у братьев были различны. Первый любил вино и слыл героем среди пьяниц. Другой обожал азартные игры и превратился в завсегдатая игорных домов.

Подумайте сами: если каждый из них обладал подобными талантами и честолюбивыми стремлениями, что мог значить для них жалкий клочок тощей земли, доставшийся им от предков? Разумеется, землю они запустили, а вскоре вообще перестали ее обрабатывать и начали искать себе занятие по своим склонностям. Старший стал неизменным участником воинственных плясок в деревенских кабаках, а затем перебрался в Токио и поступил комическим актером в Императорский театр. Младший сначала работал слугой в игорном доме соседнего села, но вскоре старший брат вызвал его в столицу и помог устроиться управляющим в рулетку.

Рассказывал я долго, а кто эти братья, так вам и не объяснил! Старшего брата звали Кояма Сэйносукэ, а младшего Кояма Рокуносукэ. Оба они были уроженцами японской деревни Осима из префектуры Гумма.

Хотя в Токио им и удалось найти работу, однако настроение у них сейчас было совсем не то, что при выезде из родной деревни. Тогда они были полны надежд, а сейчас, едва сделав первый шаг в обществе, где, словно на фронте, шла непрерывная борьба, увидели вокруг себя неисчислимые полчища конкурентов и почувствовали, что второго шага им, пожалуй, сделать уже не удастся. Ежемесячный заработок братьев был так низок, что они не могли удовлетворить даже своих заветных желаний: выпить вина или поиграть в карты. Незаметно ими овладело унылое разочарование.

В довершение ко всему Сэйносукэ получил жестокий урок за свою невоздержанность. Он жил один в общежитии театра и однажды, напившись пьяным, легкомысленно прижал в углу служанку Ханако. Она была глуповатой, распущенной девкой, к тому же страдавшей наследственным сифилисом. Собственно, Сэйносукэ знал об этом, но Ханако сказала ему, будто уже вылечилась. Протрезвившись, Сэйносукэ горько раскаивался, но было уже поздно. Вскоре симптомы болезни дали себя знать. Встревоженный Сэйносукэ несколько раз ходил к врачу, выбросил на лечение немало денег, но все без толку.

Ему и так трудно было жить, а тут еще прибавилась болезнь. Немудрено, что Сэйносукэ стал роптать на свою судьбу, а пуще всего на Ханако, которая воспользовалась случаем и соблазнила его. Между тем глупая девица хотела продлить испытанное удовольствие, и это злило его еще больше. Каждый раз он отпускал ей пинок или пощечину, что приводило Ханако в искреннее недоумение.

Однажды глубокой ночью, когда в общежитии было уже тихо, Сэйносукэ лежал на циновке и стонал от боли. Долго он ворочался, но заснуть никак не мог, и на ум ему вдруг пришла злая мысль:

«Почему я, никогда до того не знавший женщин, заразился этой грязной болезнью? Почему я, такой веселый, должен страдать? Сейчас никто не знает, что я заболел, а когда узнают, меня будут не только высмеивать, но и презирать! Ведь я еще не любил!.. Что, если я действительно полюблю и никто не ответит на мое чувство? Да и сам я не посмею кого-либо обманывать своей любовью! Выходит, всю мою славу, все счастье одним движением руки погубила Ханако. А ведь ею руководила только плотская похоть, необузданное желание выманить у меня деньги. Из-за них она довела меня до такого состояния! Я, умный человек, попался на удочку глупой бабенки, стал жертвой презренной развратницы! Не могу спокойно вспомнить о ней. Она мой единственный кровный враг! Если во мне осталась еще хоть капля мужского, я должен отомстить. Я должен убить ее!»

Он стремительно поднялся с циновки, нащупал на столе кинжал, которым часто пользовался во время театральных постановок, и, не одеваясь, бросился к двери. Тихонько открыв ее, он ощупью пробрался на нижний этаж, где жили служанки. В лунном свете, который лился из окна, он узнал комнату Ханако и на цыпочках подошел к ней. Свет блеснул на лезвии ножа. Он толкнул дверь — она оказалась незапертой — и, стиснув зубы, хотел было перешагнуть порог. Внезапно в лицо Сэйносукэ ударил порыв холодного ветра, и он вздрогнул от испуга. Его разгоряченное лицо стало медленно опускаться вниз, рука с занесенным кинжалом бессильно поникла.

«Зачем я пришел сюда? — спросил он себя, словно очнувшись. — Убить ее? Но ведь убийство — преступление, а убийца — злодей. И вообще, следует ли убивать Ханако? Ведь она искала встреч со мной не сознательно, а повинуясь непреодолимому влечению. Болезнь, которой она меня наградила, досталась ей от родителей. Она только жертва и не нарочно погубила меня. А к радости, к деньгам стремится каждый!

Если считать Ханако преступницей, тогда всех на свете следует перебить! Ханако — не Христос, чтобы одной нести наказание за грехи всего человечества! Она не заслуживает смерти, и тем более смерти от моей руки! Зачем я должен был напиться? Почему я не мог сдержать себя? Я прекрасно знал, что совершаю ошибку, и все-таки лез на рожон! Без любви удовлетворять свою похоть — значит оскорблять женщину. Болезнь — возмездие! Она отомстила мне, какое же право я имею мстить ей?!»