Читаем Цветы в море зла полностью

К сожалению, отцу не с кем было передать о своих намерениях, а он сам был недостаточно знатен, чтобы постоянно бывать у Мин Шаня, и ему оставалось лишь скрывать свое чувство. Впрочем, на дурные дела всегда удача, и вскоре ему представился подходящий случай. Как-то во время одного из храмовых праздников отец вдруг встретил наложницу князя. Смотрит, Мин Шаня нет, набрался храбрости, подошел к ней и произнес несколько фраз по-монгольски. Си Линьчунь с улыбкой ответила. На прощанье женщина как бы невзначай бросила ему такие слова: «Завтра, после полудня, в чайной за Восточными воротами». Отец догадался, что она назначает ему тайное свидание, и обрадовался невероятно. На следующий день без особых размышлений он отправился к Восточным воротам. Действительно, не сделал он и ста шагов от городской стены, как перед ним оказалась маленькая ветхая чайная. Отец вошел, выбрал место, крикнул половому, чтобы тот заварил ему чай, и приготовился ждать хотя бы вечность. Внезапно половой, подошедший к нему с чайником, тихо спросил его: «Вы не господин Гун?» — «Да», — ответил отец. Тот провел его внутрь. Здесь за столом сидел человек в войлочной шляпе, с густыми бровями и большими глазами, похожий на кучера. Увидев отца, он почтительно пригласил его сесть. «Кто ты такой?» — спросил отец. Человек скорчил загадочную мину: «Вам не нужно этого знать. Выпейте чаю, потом поговорим!»

От долгой ходьбы отца обуяла жажда: он и сам хотел промочить глотку, поэтому взял чашку и выпил больше половины. Внезапно земля и небо закружились у него перед глазами, в голове помутилось, и он тяжело повалился на пол…

Не успела Чу Айлинь договорить, как Цянь Дуаньминь, стоявший возле стола с редкими вещами, воскликнул:

— Неужели Гун Цзычжэнь так глупо попался на удочку и был отравлен?

— Не спешите! — остановила его Чу Айлинь. — Послушайте, что я расскажу дальше!

Содержание этой главы может быть изложено в следующих стихах:

Утвердил он свое направленье и школу,
Круг маститых поэтов им возглавляется.Но, быть может, погиб он, великий ученый,От жестокой руки знаменитой красавицы?

Если вы хотите знать, остался ли Гун Цзычжэнь жив, прочтите следующую главу.

Глава четвертая

НОЧЬЮ В СВОЕМ ДВОРЦЕ КНЯЖНА ПРЕДЛАГАЕТ СЕБЯ МУЖЧИНЕ. МАЛЬЧИК-АКТЕР ВЫМАЛИВАЕТ У ЛУНЫ СЧАСТЬЕ ДЛЯ НЕВЫДЕРЖАВШЕГО ЭКЗАМЕН

В предыдущей главе Чу Айлинь рассказала, как Гун Цзычжэнь выпил чай и свалился замертво. Цянь Дуаньминь прервал ее нетерпеливым вопросом, но Чу Айлинь попросила не забегать вперед. Сказав, что Гун Цзычжэнь был отравлен не в этот раз, она уже хотела продолжать, как вдруг Хэ Тайчжэнь обратился к другу:

— Дуаньминь, неужели ты не читал сочинений Гун Цзычжэня? В предисловии, посвященном губернатору провинции Гуанси, Гун Цзычжэнь указывает, что служил в княжеском приказе в тысяча восемьсот тридцать седьмом году. Через год после этого он составил «Сборник надписей на ритуальных сосудах династий Шан и Чжоу», тем самым дополнив словарь «Толкование знаков» ста сорока семью древними иероглифами. Моя работа «Древние иероглифы в словаре «Толкование знаков» была создана под влиянием Гун Цзычжэня. Стало быть, до тысяча восемьсот тридцать девятого года он никак не мог умереть!

— Его знаменитые «Триста пятнадцать стансов, сочиненных в год Ихай»[67] также были написаны спустя два года после того, как он расстался с княжеским приказом, — присовокупил Цао Ибяо.

— Ладно, оставьте ваши исследования и не прерывайте рассказа! — остановил их Цзинь Вэньцин. — Айлинь, продолжайте скорей!

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека китайской литературы

Устал рождаться и умирать
Устал рождаться и умирать

Р' книге «Устал рождаться и умирать» выдающийся китайский романист современности Мо Янь продолжает СЃРІРѕС' грандиозное летописание истории Китая XX века, уникальным образом сочетая грубый натурализм и высокую трагичность, хлёсткую политическую сатиру и волшебный вымысел редкой художественной красоты.Р'Рѕ время земельной реформы 1950 года расстреляли невинного человека — с работящими руками, сильной волей, добрым сердцем и незапятнанным прошлым. Гордую душу, вознегодовавшую на СЃРІРѕРёС… СѓР±РёР№С†, не РїСЂРёРјСѓС' в преисподнюю — и герой вновь и вновь возвратится в мир, в разных обличиях будет ненавидеть и любить, драться до кровавых ран за свою правду, любоваться в лунном свете цветением абрикоса…Творчество выдающегося китайского романиста наших дней Мо Яня (СЂРѕРґ. 1955) — новое, оригинальное слово в бесконечном полилоге, именуемом РјРёСЂРѕРІРѕР№ литературой.Знакомя европейского читателя с богатейшей и во многом заповедной культурой Китая, Мо Янь одновременно разрушает стереотипы о ней. Следование традиции классического китайского романа оборачивается причудливым сплавом СЌРїРѕСЃР°, волшебной сказки, вымысла и реальности, новаторским сочетанием смелой, а РїРѕСЂРѕР№ и пугающей, реалистической образности и тончайшего лиризма.Роман «Устал рождаться и умирать», неоднократно признававшийся лучшим произведением писателя, был удостоен премии Ньюмена по китайской литературе.Мо Янь рекомендует в первую очередь эту книгу для знакомства со СЃРІРѕРёРј творчеством: в ней затронуты основные РІРѕРїСЂРѕСЃС‹ китайской истории и действительности, задействованы многие сюрреалистические приёмы и достигнута максимальная СЃРІРѕР±РѕРґР° письма, когда автор излагает СЃРІРѕРё идеи «от сердца».Написанный за сорок три (!) дня, роман, по собственному признанию Мо Яня, существовал в его сознании в течение РјРЅРѕРіРёС… десятилетий.РњС‹ живём в истории… Р'СЃСЏ реальность — это продолжение истории.Мо Янь«16+В» Р

Мо Янь

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее