Цветы в море зла

— Я думала, что денег надо немного, но, судя по твоим словам, десять тысяч марок не спасут положение!

— Что ты! — воскликнул Кранц. — Если бы у нас было десять тысяч марок, их бы хватило на самые срочные нужды…

— Такая сумма найдется! — промолвила девушка, не дожидаясь, пока он кончит.

— Откуда?

Тут Саша рассказала ему, как она одурачила китайского посланника. Кранц долго смеялся, а под конец спросил:

— Ты уже получила эти деньги?

— Мы условились, что жена посла лично передаст их мне. Тут дело верное.

Затем Саша стала расспрашивать о Луизе и Борме. Кранц подробно рассказал о них и в свою очередь осведомился о причинах, которые заставили Сашу покинуть Россию.

— Так это его рук дело! — возмущенно вскричал Кранц, когда девушка передала ему историю с Николаевым-младшим. — Ты знаешь, Николаеву-старшему повезло: на днях он умер своей смертью. А вот с отпрыском его мы еще не рассчитались. Он сейчас произведен в полковники жандармерии. Но ничего, от нас все равно не уйдет!

— Как, разве вся семья Николаевых наши враги? — изумленно проговорила девушка.

— Конечно! — воскликнул Кранц, хлопнув ладонью по столу. — Это ведь Николаев-старший погубил «Ад» и с тех пор полез вверх. Сейчас в их доме на несколько миллионов добра, а они еще народ обирают!

Саша слушала, ошеломленная.

— Выходит, Николаев-младший действительно богач?!

— Если уж он не богат, так кто же тогда?..

Девушка кивнула головой. Читатель, можете ли вы себе представить, что хотя эти молодые люди были связаны старой дружбой, они еще ни разу не наслаждались уединенной беседой? Теперь они сидели друг против друга, с чистыми, открытыми сердцами, ничего не тая в душе, — сильный, красивый мужчина и смелая, нежная девушка. Их мысли и чувства сливались, точно слова песни с мелодией. Они проговорили до глубокой ночи, пока свечи не превратились в огарки. Тогда Кранц отвел девушку в ее номер, а сам пошел отдыхать.

С тех пор Саша жила в отеле «Кайзерхоф» и целыми днями, за исключением тех часов, которые она тратила на занятия с Цайюнь, помогала Кранцу в работе или вела с ним задушевные беседы. Время летело быстро, незаметно прошло два месяца. Сумма, обещанная Цзинь Вэньцином, была уже полностью выплачена, да и Цайюнь не имела больше досуга учить языки. Саша поняла, что теперь в Берлине ей делать нечего. В один прекрасный день она неожиданно попросила у Кранца его фотографию, а на следующее утро, ничего ему не сказав и даже не попрощавшись, села на поезд и отправилась на родину.

Проснувшись, Кранц оделся и пошел навестить девушку, но комната была пуста, на полу валялись обрывки бумаг. Юноша был очень обескуражен, но Саша находилась уже далеко, поэтому ему оставалось лишь вздохнуть и снова приняться за работу.

Между тем Саша, тайно покинув Берлин, ехала в поезде, направляющемся в Санкт-Петербург. Еще в Шанхае она получила консульскую визу и сейчас не встречала никаких препятствий.

На третий день к вечеру она добралась до столицы и поспешила домой к матери. Встреча навеяла на обеих женщин и радость и печаль. Мать рассказала Саше, как умирал ее отец, и девушка, которой отнюдь не были чужды дочерние чувства, горько плакала. Пришли с визитами родственники и друзья, среди которых оказались Луиза с Бормой. Во время встречи они, конечно, заговорили и о трудностях, переживаемых партией. Зная, что Саша приехала из Берлина, друзья поинтересовались успехами Кранца. Девушка передала им слова Кранца о том, что у него есть хороший друг Вальдерзее, который помогает ему изыскивать средства. Луиза выразила надежду, что и сама Саша скоро включится в работу.

Проводив друзей, Саша принялась болтать с матерью. Та завела разговор о Николаеве, всячески превознося его и думая соблазнить дочь его положением. Девушка слушала молча, опустив голову. Вдруг послышались шаги и в комнату с наигранным смехом вошел какой-то человек.

— Сестра вернулась! — воскликнул он скрипучим голосом, напоминающим лай. — Что же вы не написали мне ни одного письмишка?

Саша вздрогнула и быстро подняла голову. К ней развязной походкой приближался низенький темнолицый субъект с всклокоченными волосами и глазами, похожими на фонари. Во взгляде его таился огонь, а в смехе — нож. Да ведь это сам Николаев!

Мать поднялась ему навстречу с заискивающей улыбкой.

— Как хорошо, что ты решил зайти! Только оставь свое красноречие. Она не забыла про старое и до сих пор поминает тебя недобрым словом!

— Ей-богу, не виноват! — загрохотал полковник. — Какой-то мерзавец, видно, меня оклеветал! Но не буду оправдываться, прошу сестрицу простить меня и молю только об одном — с сегодняшнего дня относиться ко мне помягче!

С этими словами он бросил шапку на стол и протянул Саше огромную лапищу, похожую на тростниковый веер. Девушка едва успела отдернуть руку и даже изменилась в лице.

— Дорогая Саша! — нагло тянул Николаев. — Давайте поздороваемся!

— Ты же знаешь, что она очень застенчива! Не шути с ней! — вмешалась мать.