Цыган

Почти совсем беззвучно вырвалось — так, что большинство цыган, даже самые ближние к нему, и не расслышали его слов, не исключая Тамилы, на ярко накрашенных губах у которой играла небрежная улыбка. Но у Шелоро Романовой кроме безошибочно острого слуха был еще и безошибочно острый глаз. То, чего она недослышала у Будулая, она тут же своим цепким взглядом схватила с его губ, и высокие крылья бровей у нее вспорхнули в непритворном изумлении еще выше.

Что-то я никогда на конезаводе не слышала от тебя, Будулай, чтобы у тебя были дети. И Настя говорила, будто твою жену Галю с младенцем на руках задавило немецкой танкой.

Много голосов с разных сторон наперебой подхватили ее слова:

— Это по-за станицей Раздорской!

— Там и цыганская могилка есть.

— Была, а сейчас уже нету.

— Его Галя теперь в братской могиле лежит.

И негодование соплеменников обрушилось на Будулая с удвоенной силой:

— Хоть бы на память о покойнице помолчал! — За-ради своей агитации и ее не пожалел!

— А еще говорили: из всех честный цыган!

Слишком хорошо знал своих соплеменников Будулай, чтобы не сомневаться, что теперь уже их хватит надолго. — И пока они не перебурлят, не выкипят в этом овраге до дна, нечего было и надеяться, чтобы они захотели его слушать дальше. Только Тамила, с полупрезрительной улыбкой наблюдавшая за происходящим, не сочла для себя нужным добавлять в этот котел свою долю, а ее адъютанты с ленивым выжиданием полуоблокатились с двух сторон от нее о крылья «Волги», ничуть не сомневаясь в конечном исходе развертывающихся перед ними событий. На какое-то мгновение Будулай встретился со взглядом Тамилы, и они поняли друг друга. С нарочитым равнодушием она отвела свой взгляд в сторону. Теперь ей уже незачем было добавлять свое масло в кипящий котел, когда со всем этим с успехом могли справиться другие цыгане. Та же Шелоро, которая с тем большим негодованием набрасывалась теперь на Будулая, что искренне считала себя обманутой им в своих лучших чувствах:

— Что-то я сегодня совсем не угадываю тебя, Будулай. Ты или совсем запутался, или…

И Егор, ее неотступная тень, с явным разочарованием шмыгнул кнутом за голенищем сапога:

— Да, нехорошо у тебя получилось, Будулай. Совсем плохо.

Тем теснее сдвигались вокруг Будулая и все другие цыгане, для которых он и вообще был не просто чужой цыган, а чужак, переступивший за черту круга их жизни, всегда ревниво оберегаемой ими от чужих взоров. И они видели в этом опасность для себя, которую теперь можно было предотвратить лишь единственным способом, уже подсказанным Тамилой: не дать ему уйти обратно из этого круга. В том же, что они ничуть не сомневаются в своем праве на это, Будулай был уверен: он знал свое племя.

Лишь одна его мимолетно знакомая старуха с клюкой смотрела теперь на него из толпы не враждебным, а скорее недоверчивым взглядом.

— Может быть, я и запутался, Шелоро, но Галю мою правда тогда задавило танком, а сына — нет.

Шелоро быстро спросила:

— Где же он?

Вот теперь наверняка не должно было обойтись без вмешательства Тамилы. Небрежным движением руки она опять сняла свои круглые очки, покачивая их за дужку, а ее телохранители, отваливаясь от крыльев «Волги», сделали стойки.

— Может быть, ты не откажешь и нам об этом рассказать, Будулай?

С седла мотоцикла он окинул толпу цыганок и цыган медленным взглядом. Он хорошо видел, что из этого живого кольца ему уже не уйти. И он также знал, что их угрюмое молчание ничего хорошего не обещает ему.

Шелоро с язвительной вкрадчивостью подхватила слова Тамилы:

— Да, да, а нам будет интересно тебя послушать. Я смерть как люблю разные истории слушать. Правда, Егор?

Егор шаркнул кнутом.

Что ж, может быть, и в самом деле настало для этого время… Слишком долго Будулай невысказанно носил все это в себе, эта ноша уже гнет его к земле, и то ли некому было передать кому-нибудь хотя бы часть ее, то ли он сам же все время и укрощал себя. А теперь глаза своих же цыган с беспощадной требовательностью смотрят на него, выворачивая душу.

Вверху над оврагом проносились по дороге машины, но оттуда из-за дремучего шиповника ни за что нельзя было догадаться, что здесь овраг. Адъютанты Тамилы, собиравшие на этот пленум из окружной степи цыган, знали свое дело.

Второй раз за это время что-то жесткое он почувствовал у себя на горле. Старая цыганка опять пустила в ход свою крючковатую палку, поднимая его подбородок и с настойчивой ласковостью заглядывая ему в лицо:

— Теперь уже, Будулай, тебе придется рассказать все до конца.

Вот этого она могла бы и не говорить ему. Если начинать, то только до конца.

Но клюка этой старухи, подпирая подбородок Будулая, прихватывала ему горло, и ему пришлось — тоже второй раз за это время — отвести ее рукой в сторону.

* * *