Цыган

Но, должно быть, поэтому же и так быстротечно оно, это счастье. Впереди замелькали сквозь стволы обнесенных ветром лесополос зеркальные зайчики окон поселка конезавода, и, пока еще не доехали до него, Михаилу надо было успеть досказать Насте то, что он не успел досказать. Он неуловимо-бережно пошевелил плечом у нее под головой. Подняв голову, она вопрошающе взглянула на него.

Вдруг почему-то не по себе сделалось Михаилу под ее взглядом, и слова, как колючие репьи, стали обдирать его горло, когда он сбивчиво заговорил:

— Но ты можешь не беспокоиться, Настя, тебе уже не придется ухаживать за ним. — Если бы при этом Михаил смотрел не на дорогу, а на нее, он бы увидел, как удивленно-протестующее выражение заступило место вопросительно-счастливому у нее на лице. Но ему никак нельзя было оторваться от обледенелой дороги, скатывающейся под уклон, к поселку, и он, чувствуя на себе взгляд Насти, продолжал теми самыми словами, которые на прощание услышал от Будулая: — Теперь он уже на своих ногах.

Настя молча выслушала его, ни разу не прервав. Только в лице у нее, по мере того как рассказывал он, что-то все больше замыкалось и взгляд ее все дальше ускользал в глубь степи, туда, где на зеленой груди большого озимого поля кудрявыми овечками паслись белые легкие тучки. Не отрываясь от этих тучек, глаза ее как будто что-то искали среди них. Но Михаил не сомневался, что Настя внимательно слушала каждое его слово.

Чтобы успеть все-все рассказать ей до конца и не возвращаться потом к этому разговору дома, он перед самым поселком съехал на обочину, притормозил машину под лесополосой. Но и после того как он уже смолк, она еще долго ничего не спрашивала у него, пока вдруг не очнулась, поворачивая к нему лицо.

— Все?

— Все, — эхом отозвался Михаил. Снизу вверх она заглянула ему в глаза.

— И ты мог его такого отпустить? Он же теперь совсем как дитя. Ему все заново надо начинать. Его теперь каждый может обидеть. — Она вдруг горячо предложила: — Давай, Миша, догоним его.

Михаил покачал головой.

— Мы уже не сможем его догнать.

Она схватила его за руку:

— Почему? Это же у генерала Стрепетова совсем новая «Волга».

— Он уже теперь на правом берегу Дона.

У нее враждебно заблестели глаза.

— Ты думаешь, он поехал к ней?

— Не знаю, Настя, но…

Она не дослушала его:

— Он тебе говорил?

— Нет, я сам подумал. Куда же ему еще?

— А! — Она исподлобья взглянула на него. — Теперь я знаю, почему ты его отпустил.

Михаилу вдруг вспомнилось, как Федор Касаткин предостерегал его до свадьбы: «Ты все время будешь с ней как на вулкане жить».

— Мы еще долго здесь будем стоять? — спросила Настя. И когда «Волга» опять тронулась с места, спускаясь по обледенелой дороге в поселок, предупредила Михаила: — Но у дома Макарьевны ты останови.

Он тупо спросил:

— Зачем?

— Я там сойду. Нам с тобой, Михаил, пока надо отдельно пожить.

Михаилу вдруг явственно почудилось, как яркая красная рубашка вспыхнула у него прямо перед глазами на повороте к поселку, и он даже круто вильнул, объезжая ее. Но это опять оказался куст шиповника, осыпанный ягодами.

У него вырвалось:

— А только что ты говорила!..

— Я и сейчас не отказываюсь, — подхватила Настя. — Ближе тебя, Миша, у меня здесь никого нет. И лучше тебя я никого больше не знаю. Ты даже сам не знаешь, какой ты… — Она не стала договаривать. — Но как бы тебе лучше объяснить то, что я и сама не могу до конца понять? Я к тебе, Миша, за это время почти совсем привыкла, иначе я не захотела бы от тебя ребеночка иметь, а потом я надеялась и полюбить тебя. А когда я узнала от Шелоро, как ты поступил, когда они с Егором привезли его, я уже полюбила тебя. И пока он лежал у нас в доме, а ты ухаживал за ним, я все больше любила тебя. Это правда, Миша, я знаю, что кругом виновата перед тобой и не стою тебя, но все это правда. Пусть Шелоро тебе расскажет когда-нибудь, как я гордилась тобой, что ты никому больше не позволял купать его и достал для него пчелиного молочка… Ты меня слушаешь, Миша?

Михаил не отвечал. Новая «Волга» генерала Стрепетова, спускаясь к поселку конезавода, сама собой бежала под его руками по дороге, изученной им за этот месяц, пока он каждый день ездил на свидание с Настей, так что он мог бы уже ехать по ней с закрытыми глазами. Но еще никогда эта дорога не казалась ему такой невыносимо трудной и долгой. Руль почти не подчинялся Михаилу, и это, видно, не укрылось от глаз Насти. Она дотронулась до его плеча.

— Успокойся, Миша. Мы же не навек расстаемся. Он ведь моей погибшей родной сестры муж, и я теперь должна подумать, как им отплатить за то, что они сделали с ним. Я пока отдельно поживу, а там… Ты, Миша, слушаешь меня?

Михаил не отвечал. Молча он довел машину до поселка. Молча довез Настю до дома Макарьевны. Молча, ни разу не оглянувшись, уехал по дороге к своему дому.

За один только вечер в доме у Клавдии Пухляковой чуть ли не весь хутор перебывал. Каждому хотелось лично на ее лейтенанта посмотреть, которого все знали еще с тех пор, как мать под бомбежкой принесла его вместе с Нюрой в фартуке с горы, из кукурузы.