Цыганка во тьме

Родительский дом Вани не был исключением. Тамара видела подобные интерьеры во многих цыганских домах, будь то небольшие квартиры или особняки, наподобие этого. Но в этот раз её внимание привлекло обилие икон по всему дому. Нет. Даже не это, потому что цыгане – народ «суеверующий», как говорила Тамара, и в каждом доме иконам уделяется особое внимание. То, что их много – не было удивительно, в глаза бросались сами иконы. Они казались какими-то особенными. Тамара не поняла причину такому восприятию. Но из каждой комнаты за ней словно наблюдали глаза. Причём, даже грешно подумать, глаза злые, требующие поклонения. Чувствующие, что Тамара неподвластна им. Лики, ограниченные своими рамками, словно оскалились против неё, зашипели, пытаясь прогнать. Но Тамара не боялась их.

– Какие-то странные иконы у вас… – задумчиво разглядывая их, проговорила Тамара.

– А что не так, дочушь? – услышала она резкий, с хрипотцой голос из противоположного конца комнаты. Он так напугал её, что она заметно вздрогнула. Девушка обернулась и увидела взрослую цыганку с пышной чёрной шевелюрой, убранной назад, под платок. Вид у неё был ухоженный и благородный. Она прошла через комнату уверенно и вальяжно.

Видимо, этот неожиданный ответ снова вывел из равновесия Тамару и лишил остатков уверенности в себе и в силе не только их с Ваней любви, но и любви вообще. Захотелось убежать. Мировоззрение пошатнулось, и проскочила мысль, что всё же люди не все равны, а одни более достойные, чем другие. Тамара, словно подкошенная, кубарем полетела вниз с той горы, на которую взошла мать Вани.

– Здравствуйте, мама! – выдавила, натужно улыбаясь, Тамара. «Да что со мной?» – краска подкатила к лицу. Тамаре стало невыносимо стыдно. Она даже сама не поняла, как выскочило из её рта это обращение – «мама». Будто кто-то другой сказал это за неё, но обвинить было некого. Стыд и презрение к себе ещё больше раскачали почву под её ногами и, вместе с тем, возвысили Ванину мать.

– Ну, ты чего растерялась-то? Иконы-то чем странные? – снисходительно улыбнулась Света, пытаясь немного ободрить будущую невестку.

– Они какие-то… злые… – Тамара понимала, что отвечать так не стоит, но, выдавливая из себя правду, надеялась всё же взять себя в руки. Безуспешно. Свекровь находилась, слишком близко. Девушке хотелось отойти от неё на расстояние, чтобы оправиться от шока. Хотя, что именно её шокировало, она даже не понимала.

– Ты так не говори, дочушь! Нельзя так! Они страдали за нас, умирали. Они добрые! – наставительным тоном ответила мать. При этом, Тамаре показалось, что она приблизилась ещё больше. – Если будешь их любить, благодарить, вниманием не будешь обделять, и они будут тебе помогать, а если будешь плохо относиться, они тебя будут наказывать.

– Как же они могут наказывать? Это же… картинки… – Тамара продолжала, как ей казалось, дерзить, выплёскивая «правду-матку» и морально готовясь со скандалом бежать, но Света, безнадёжно возвышаясь над ней, погладила её по плечу и спокойно сказала:

– Молодая ты еще, оттого и глупая. Не картинки это, а маленькие дверцы. Через эти дверцы они связываются с нами, и ты можешь связываться с ними или попросить чего. Как телефон! Ладно, поймёшь, может. Пойдем-ка чай пить!

7

Тётка проснулась от неприятного букета ощущений: высохших до съёженности и шелушения губ, слипшегося и обветренного рта и горла, распирающего изнутри желания справить нужду и холода, пронзающего до костей, но при этом ей так не хотелось открывать глаза… Хотелось оставаться в состоянии забытья и не возвращаться в этот мир. Некоторое время ей это удавалось – она проваливалась обратно в пустоту, но всё же физический дискомфорт стал чаще её выдёргивать оттуда, мешал вернуться назад и, в конце концов, она поняла, что заснуть больше не получится. Цыганка с трудом разомкнула слипшиеся веки и сморщилась от резанувшего по глазам утреннего света. Он ослепил, он был ей неприятен, как и остальные телесные неудобства, лишал покоя, заставлял шевелиться, двигаться, вибрировать в пространстве, а ей хотелось ровного, мягкого постоянства.