Цыганская невеста

Мигель отпустил его. Ему стало не по себе от того, что он поддался гневу; в прошлой жизни, до тюрьмы, он никогда не терял самообладания. Не зная, как выйти из неловкой ситуации, он поднял кювету, стряхнул несколько капель проявителя с пальцев и вытер их о брюки. Как можно было позволить себе подобное, тем более с таким безобидным человеком, как Каракас!

Парень попал в тюрьму по глупости — пронес в чемодане чужую дурь, что в тюремной иерархии очков ему не добавило. Но с определенного момента уже не имеет значения, за что ты сидишь. Как не имеют значения ложные сведения в резюме, если тебя уже взяли на работу. Они забываются и больше не играют роли.

— Прости, вся эта история с пересмотром дела сводит меня с ума.

Каракас коснулся шеи и глубоко вдохнул. Ему было страшно, но он подошел к столу и помог Мигелю снова положить фотографии в проявитель.

— По-моему, эта полицейская хорошая. Значит, для них все серьезно. Хоть на этот раз. — Мигель изобразил улыбку, которая должна была выглядеть иронической. Напрасно: иронии Каракас не уловил.

— Но они должны поймать преступника, чтобы тебя отпустили.

— Необязательно, — возразил Мигель. — Меня обвинили голословно.

— Я бы дал показания против кого-нибудь еще. — Каракас почему-то засмеялся. — Пусть у него голова болит.

— Если бы я знал, кто это сделал, я бы сказал. Но я понятия не имею.

— Жених. Уверен, он застукал свою девушку с другим. Я бы на его месте укокошил ее к черту.

— Нет, Каракас, такие вещи надо научиться принимать. А то не протянешь на воле и двух минут.

Каракас пожал плечами. В школе жизни он был не самым способным учеником.

— Здесь все говорят, что это ты.

— Знаю. Я ведь сам об этом рассказал.

Каракас пристально посмотрел на него. Его взгляд раздражал Мигеля.

— В чем дело?

— Я хочу тебя кое о чем спросить.

— Ты хочешь знать, почему я хвастаюсь, что убил ее, если это не я?

— Нет. Я хочу знать, делал ли ты фотографии голой цыганки. Когда я научусь делать фотографии и проявлять их, то буду фотографировать всех телок, каких только смогу, — засмеялся Каракас.

В дверь дважды стукнули. Это был сигнал охранника: время занятий истекло. Каракас простился с Мигелем и, опустив голову, пошел к себе в камеру. Пересекая первый коридор, Мигель старался не смотреть по сторонам — там сидели торговцы людьми. Здесь этот способ самозащиты обычно срабатывал: в тюрьме лучше не привлекать к себе внимания. Труднее приходилось в столовой: там обязательно находился кто-нибудь, кому не нравилось, что на него не смотрят. Но со временем Мигель усвоил, как надо отвечать на выпады — не слишком вызывающе, но и не давая себя в обиду.

Разговор взволновал его. Он думал о Мойсесе, о Соне, о девочках, он знал обеих много лет, видел, как они росли. Мойсес был человеком грубоватым, но к Мигелю отнесся как к родному. Поначалу просто помогал, а вскоре взял главным фотографом в свою фирму и отправлял на большинство мероприятий. Мигель этим очень гордился.

Он скучал по той поре своей жизни.

Охранник, который его вел, остановился у поднятой решетки у входа в модуль, где находилась камера Мигеля. Заключенный шел не торопясь, ему не очень хотелось идти в столовую, а время обеда уже приближалось. Он слушал эхо своих шагов в пустом коридоре и вдруг решил, что не пойдет на обед — скажет, что болит живот. Ему очень хотелось полежать, подумать о Ларе, она была такой красивой… Да, он сфотографировал ее обнаженной, он сделал снимки, о которых спрашивал Каракас.

Кто-то бодрым шагом вышел из его камеры. Молодой смуглый парень. Мигель не понял, что этот человек делал в его камере, но предположить ничего не успел: незнакомец выхватил из рукава заточку, воткнул Мигелю в живот и провернул несколько раз. Мигелю показалось, что из живота хлынуло что-то блестящее, но нет — это блеснуло лезвие заточки. Он зажал рану руками, спустя секунду их залило кровью. Зашатавшись, он попытался прислониться к стене, но упал. Парень быстро удалялся, но эха его шагов Мигель не услышал.

Глава 38

Элена Бланко и Анхель Сарате быстрым шагом направились к тюремному лазарету. Охранник их не пустил: Мигель Вистас в крайне тяжелом состоянии, беспокоить его нельзя. Инспектор пререкалась с охранником, когда дверь открылась и вышел седовласый мужчина с темными кругами под глазами, который представился начальником тюрьмы и без преамбул и любезностей сообщил диагноз:

— У пациента рвано-ушибленная рана глубиной в несколько сантиметров, большая кровопотеря.

Словно хирург, только что вышедший из операционной. Сколько раз он уже попадал в такие ситуации, подумал Сарате.

— Вы можете объяснить, что произошло? — спросила Бланко.

— Его пырнули в коридоре, на входе в камеру. В этой зоне нет видеонаблюдения.

— В камерах тоже?

— На него напали в слепой зоне. Нападавший знал, что делает, это произошло как раз там, где ему не могли помешать.

— Есть идеи, кто это мог быть? — не утерпел Сарате: обычно вопросы задавала своим певучим голосом Элена.

— Нападавший — из цыган, связан с кланом Глухого. Мы начали дисциплинарное производство.

— Где он? — сурово спросил Сарате.

— В кондее.