То, что за одной партой мог сидеть и сын правителя, и сын простолюдина, при этом они могли даже дружить, было ещё не очень удивительно для Бертрана. Однако то факт, что принц мог потом делать не только государственную карьеру, но и стать, к примеру, преподавателем или инженером, казалось ему верхом дикости. То есть получается "принц" обучал юношей из простонародья! Или ещё того хлеще, мог заниматься таким "нецарским" делом как проектирование плотин... Впрочем, тут это дело, кажется, не считали "нецарским" или позорным. Позорным и преступным, прямо запрещённым законом считалось безделье. Кипу в свою очередь не понимал того, что как в Европе многие знатные люди могут жить, ничего полезного для общества не делая, живя на доходы своих имений, и проводя время в кутежах. "Это же нестерпимо скучно!" -- говорил он.
Каждый факультет гордился теми знаменитостями, которые вышли из его стен. И не меньше, чем учёными и инженерами, здесь гордились воинами, павшими на полях сражений. "Хотя я и не учился здесь, но я могу гордиться тем, что преподаю в тех же стенах, где учились, а затем преподавали величайшие амаута Тупак Амару и Острый Язык, тот самый, который написал критический разбор Библии. Оба они сложили головы на Великой Войне. Правда, о героической смерти Тупака Амару широко известно даже в христианском мире, а Острый Язык просто сложил голову в бою. Обидно, сколь много жизней талантливых людей оборвала та война. Я и сам преподаю в том числе и критику христианства по их трудам, и думаю, сколь много они могли бы написать, если бы не преждевременная смерть. Однако своей смертью они доказали свою верность идеям, которые отстаивали на бумаге. А это -- немало. Впрочем, вместе со мной преподаёт Радуга, чей подвиг не меньше чем у Тупака Амару, она тоже выдержала страшные пытки в руках врага, только ей больше повезло -- её успели отбить прежде чем враги завершили своё страшное дело. Хочешь -- познакомлю?". Но Бертран с ужасом отказался. Ему реально стало страшно. Имена перечисленных знаменитых амаута действительно были известны в Европе - по крайней мере среди тех, кто интересовался Тавантисуйю. Но противники христианства есть противники христианства, как же можно их уважать? А тут их уважают, по крайней мере некоторые. Конечно, этого было логично ожидать от жрецов, но всё же... Всё таки Бертрану было слишком не по себе, потому что ему захотелось самому уважать этих людей, готовых пойти на смерть за то, что они считали истиной. Но такие чувства в отношении противников христианства казались ему богохульством, чем-то сродни молитве дьяволу, потому он стал про себя неслышно шептать про себя молитвы, чтобы отогнать наваждение.
Собственно, с этого момента он слушал Кипу не очень внимательно -- слишком сильным было ощущение, что он теряет почву под ногами. Кипу этого, впрочем, кажется не заметил, слишком увлёкся рассказом.Только когда речь опять зашла о жертвоприношениях, Бертран опять вслушался:
-- На самом деле, кроме уважения обычаев народа, есть и ещё одна причина, по которой мы приносим в жертву животных. Наши лекари учатся на них тайнам живого тела. Ведь у человека и у животных тела сходны. Но для простых людей это выглядит как жертва. Да это и есть жертва, только жертва познанию.
Кипу не скрывал и мрачных сторон, ошибок и даже преступлений, которые дорого обходились его народу.
-- Когда-то Верховный Амаута отказался увенчивать Уаскара алым льяуту, но он был убит и многие верные ему были брошены в тюрьму как бунтовщики. Уаскар протолкнул на эту должность удобного ему человека, который его этим самым алым льяуту увенчал. Некоторые пророчили тогда, что Уаскар погубит наше государство и ждали Атауальпу как освободителя.
-- Но почему он должен был погубить государство? Белых людей тогда ещё не было даже на горизонте.
-- Это верно, не было. Но ведь до этого Уаскар был наместником Куско, так что можно было понять, как оно будет, если этот пьяница станет правителем всей страны. Впрочем, дело не в пьянстве как таковом, предыдущие правители тоже себе чичу позволяли не только по праздникам. На деле самым страшным было другое -- он хотел ввести право частную собственность и рынок!
-- Значит, и у вас были те, кто этого хотел, но пришлось подавить их силой?
-- Были, никто не спорит. Только мы не считаем, что они были правы.
-- Но ведь если даже среди тех, кто много лет жил при плановой экономике, появились те, кто хотел иметь своё частное маленькое дельце, не значит ли это, что в вас говорил голос подавляемой человеческой природы?