Туда, где живет счастье

Но только тогда, когда город остался позади, Куров заметил встревоженный взгляд Магды. Женщина подождала немного, потом осторожно спросила:

– Что случилось?

– Ничего, – отмахнулся Куров. – Мы просто мяч покупали. – Куров обернулся к Ване: – Правда, сынок?

Ваня кивнул, но сказать ничего не мог. Он сидел весь бледный, но мяч из рук не выпускал. Магда покачала головой и вновь перевела взгляд на Курова. И только тогда женщина заметила, что левая рука Курова, лежащая на руле, выглядит почти черной от запекшейся крови.

– Что это? – в ужасе спросила Магда.

– Где? – удивился Куров. Потом проследил взгляд Магды и с усмешкой объяснил: – Это кровь, моя дорогая. Засохшая кровь.

Магда обернулась к мальчику, явно собираясь что-то спросить. Но ее взгляд упал на пятно крови, размазанное под носом.

– Ты опять его ударил? Опять? – с негодованием спросила Магда, переводя глаз с пятна на Ваниной шее на капли крови у Курова на руках.

Куров обернулся. У Вани снова шла кровь из носа.

– Нет! – возмутился Куров. – Перестань говорить ерунду, Магда! У него, наверно, опять давление поднялось. У меня в детстве тоже так часто бывало – чуть что, сразу кровь из носа.

– Ничего не понимаю, – пробормотала Магда. – Вышли за игрушкой – и оба в крови?

Куров рассмеялся, оглядываясь на сына.

– Совсем этот нос никуда не годится, да, Ванька? Надо нам с тобой его вылечить, верно? Обязательно вылечим!

Магда оглянулась на Ваню. Как ни странно, мальчик не хмурился, как обычно, а смотрел на отражение отца в зеркале заднего вида.

– Нос – это ерунда, правда, Ванька? Мы его обязательно вылечим. Главное, мы победили!

Он вновь обернулся к Ване. Мальчик, крепко сжав мяч, впервые посмотрел на отца открытым взглядом и робко улыбнулся.

Все, это победа, понял Куров. Теперь все должно получиться.

Но только через несколько часов Куров наконец почувствовал, что полностью успокоился: перестали дрожать руки, исчезла сухость во рту и мысли стали складываться из нормальных слов, а не из мата. От пережитого напряжения уснул на заднем сиденье Ваня, крепко обняв подаренный мяч. Задремала и Магда. Немудрено, мало того что в палатках вообще спать неудобно, так еще и ночь была не самой мирной.

После полудня дорога вывела их к пристани. Куров с удивлением осмотрелся – на карте здесь была изображена переправа, а на деле – река без всякого признака моста. Ну и что дальше делать? Куров чертыхнулся и вышел из машины. И тут же понял, что ругался зря. Карта все-таки не соврала. Моста не было, зато к пристани причалил большой паром. Судя по внешнему виду и размерам – он перевозил и машины.

Так и оказалось. Они въехали на пристань, Андрей заплатил кассиру положенные деньги и въехал на паром. Как только Куров припарковал машину и выключил зажигание, Магда открыла дверь.

– Пойду проветрюсь, ладно? Ноги затекли.

Куров с Ваней остались в машине. Андрей повернулся к сыну.

– Ну что скажешь, Ваня?

Мальчик молчал.

– Вань, – ласково позвал Куров, – скажи что-нибудь, а? Хоть одно слово: папа, мяч, вода...

Ваня молчал.

– Не хочешь, значит, со мной говорить, да? Ну не хочешь, значит, и не надо. Я все понимаю.

Ваня молчал.

Куров вздохнул и отвернулся к окну. За перилами парома плескалась вода, кричали чайки, прыгали по волнам солнечные блики. И неожиданно Курову захотелось быть таким, каким его описала Магда. Любящим, заботливым отцом, который скучал по сыну. Это было не так конечно же. Но ведь еще не все потеряно, не правда ли?

– Да знаю я, знаю, что козел, – заговорил Куров. – Пропадал неизвестно где. Бросил тебя и маму. Знаешь, я такой непутевый. Ты прости меня...

Ваня по-прежнему молчал, но Андрею показалось, что мальчик придвинулся к нему поближе. И Андрей тихо продолжил:

– Я не знаю, можно ли говорить такие вещи детям. Но ты ведь мой сын, я должен тебе рассказать. Когда я был маленьким, наш отец сильно пил. Он из тех был, про кого говорят: «Напьется, так с царями дерется, а проспится, так и курицы боится». Однажды он сильно ударил маму. И она умерла. А отца в тюрьму посадили. И я остался совсем один. Отец тоже умер, еще в следственном изоляторе. Меня чуть не отдали в интернат, но меня бабушка забрала. Она болела уже, но за мной приехала. Я с ней жил. Она обо мне заботилась, всю жизнь мне отдала. Но это я сейчас понимаю, что она меня любила. А тогда я ее ненавидел. Думал, она надо мной издевается. Господи, она же ни в чем не была виновата! А я и ее изводил. И всех детей, у которых были родители. Бил их, доставал, насмехался. Мне обидно было, что у них есть и мать, и отец, а у меня – нет. Я спрашивал у себя, чем я хуже их, и не находил ответа. Я уходил на речку плакать, чтобы никто не видел. Мне было совершенно по барабану, кто где. Кто в тюрьме, кто в могиле. Я просто хотел, чтобы родители ко мне вернулись, понимаешь? – Куров обернулся к сыну и увидел, что он вот-вот заплачет. – Ох, зачем я тебе все это рассказываю, – виновато пробормотал Куров. – Прости меня, хорошо?