Тугая плеть в руке его

– За две недели никого не нашли, – согласился джинн. – Пойдём без команды.

– Это безумие – выходить в открытый океан без команды, – сказал Аладдин.

– Искать остров, которого, возможно, не существует в природе – безумие ничуть не меньшее, – парировал джинн. – Одно уравновешивает другое.

– Возможно, ты прав, – сказал Алладин. – Сегодня напьюсь как портовая шлюха в Занзибаре, а поутру решим.

Аладдин проснулся в прохладе погреба от внимательного взгляда. Он поднял голову со стола и увидел напротив здоровенного чёрного кота. Кот ощерил зубы подобием улыбки и сказал:

– Здравствуйте, капитан! Вам налить?

– Налей, – сказал Аладдин. – Ты кто такой?

– У меня длинное и витиеватое имя – Наримухаммад, – сказал кот и налил в чарку вина. – Вернее называть просто кот.

– Хорошо, – сказал Аладдин. – А ты только по-арабски говоришь?

– Ещё на тюрском, фарси. Неплохо на коптском, я путешествовал по Египту. Знаю десяток фраз на итальянском, я проболтался как-то с месяц на генуэзской галере. Выучил бы больше, но уж больно скороговорный язык, не успевал запомнить.

– Ты прямо полиглот. Скажи мяу, киса.

– Мяу, капитан, – без восторга промурлыкал кот. – Говорят, вы собираетесь на остров Глимстир.

– Есть такое дело, – сказал Аладдин. – А тебе-то что?

– Что за странное название?  – спросил кот. – В тюркских языках нет такого чудовищного набора звуков.

– Сказочный остров, – сказал Аладдин. – Где живет птица Феникс, которая, если ты слышал, возрождается из пепла. Где-то далеко на юге.  – Он  махнул рукой  в неопределенном направлении. – Точные координаты неизвестны. По преданию те,  кто подплывают к острову, слепнут. Те, кто не ослепли, глохнут. Те, кто не оглохли, теряют рассудок. В общем, милое местечко.

– А вам туда за какой надобностью? – спросил кот. – Сказочного Аладдина решили переплюнуть?

– Я слышал, что эфиопы обожают пирожки с кошачьим мясом, – сказал Аладдин. –Эфиопский квартал тут рядом. Проводить?

– Вы удивительно любезны, капитан, – сказал кот. – Буду откровенен. У  меня в Басре случились неприятности личного характера. Я увлёкся одной дамой не моего круга. В общем, её хозяин пообещал, что я буду висеть  на столбе напротив центральной мечети и, представьте, головой вниз. А я ведь так молод и полон надежд.

– Это обидно – умереть в расцвете сил, – согласился Аладдин.

– Выходы из города перекрыты для всех котов чёрного цвета. Так что мне либо топиться в море, либо проситься к вам в команду.

– Кот на корабле – плохая примета, – сказал джинн. – Тем более, он явно бестолочь.

– Невежественное средневековое мракобесие, – возмутился кот. – И беспричинное, это я про бестолочь.

– Так мы и есть средневековые люди, – сказал Аладдин. – Какими нам ещё быть. Ладно, налей лучше вина. Сам пьёшь?

– Я предпочитаю сметану, Аладдин,  – сказал кот. –  Я неплохо ориентируюсь в темноте. Это на тот случай, если начнем глохнуть и слепнуть на подходе к острову.

– Сначала его надо найти, – сказал джинн. – Мои предки, конечно, уверяли, что они оттуда родом, но всегда надо делать поправку на старческую блажь.

– Какие у тебя могут быть предки, джинн, – сказал кот. – Ты же вечный.

– Ты меня путаешь с Вечным  Жидом,  – сказал джинн. – Джинны живут, конечно, долго, но не бесконечно. В этом смысле мы одни из первых мыслящих существ на земле. Ты понимаешь меня, ошибка природы?

– У ошибки природы не может быть такой гармонии с земным притяжением, – сказал кот. – Вы видели, как наша порода грациозно приземляется, падая практически с любой высоты.

– Тараканы приземляются ещё грациознее, – перебил его Аладдин. – Я вижу, что вы поладите. Тебе с парусами приходилось управляться?

– Я много раз наблюдал, – сказал кот. – И мечтаю попробовать сам. Под чутким руководством джинна. – Кот поднял хвост трубой.

– Не к добру это, – буркнул джинн из мешка. – Решай сам, хозяин.

Мягкий тёплый ветер с моря раздувает ему волосы. Дервиш чертит на песке замысловатые фигуры и, не завершив, стирает их ладонью. Я не знаю, великая госпожа, приедет ли она? Ее пути неисповедимы. Надо надеяться и ждать, я оставил просьбу о встрече в самом сокровенном месте  из тех, где она бывает.

– Это – правда, – спрашивает мать,  – что ей несколько тысяч лет?