– Заместитель редактора. Все эти законы знает. Идите к ней. За стеной.
– И-и! – скривила баба губы. – Когда я была ещё маленькой, так мне сказали чистую правду: корова не лошадь, баба не человек. Не пойду к бабе!
Наша бухгалтерша Вера Григорьевна, очень солидная дама, принесла свод пенсионных законов. Тычет в какую-то строчку:
– Правильно вам начислили. Сорок два пятьдесят.
– Иди ты! Ты ж баба. Что ты понимаешь? И слушать не стану!
Шеф:
– Что за шум? Мешаете работать.
Бабка:
– Я напишу в Москву самому главному. Кто главный? Был один защитник… Хрущёв… Так его съели… Там спрошу. И на тебя напишу, – кивнула указательным пальцем Петухову. – Хоть ты умный, а бабку дурачишь.
Прибежал с анекдотом искатель Витька Щеглов:
– Армянскому радио задали вопрос: «Как добиться, чтоб жена двойню родила?»
– Применяйте копирку.
Все рассмеялись. И старуха тоже.
Праздник
Я первым пришёл в редакцию.
Пусто. Нигде никого.
Следом за мной пробрызнул Шакалинис. Увидел меня в коридоре, радостно заорал попрошайка, выставив пустую ладошку гробиком:
– Толя, дуб!
И вскинул указательный палец:
– Всего-то один дублончик!
– Отзынь! – рыкнул я. – Сначала верни пять!
Я брезгливо отвернулся и ушёл в свой кабинет.
Шеф по дикому морозу прибежал в одном свитерочке, испачканном губной помадой. Оттиски губ ясно видны. Похоже, только что из горячих гостей. Товарищ приплавился прямо с корабля на бал. Павленко накинул ему на плечи свой пиджак.
Чувствуется приближение праздника.
К вечеру в кабинете шефа расшумелся бухенвальд.[11]
Местком расщедрился.
Шеф сказал всего пять слов:
– В общем, хорошо работали. Спасибо. Выпьем.
Хлопнули по две стопки.
Пришла матёрая одинокая корректорша Марья Васильевна.
Увидев на столах бутылки и закуску, Марья Васильевна разочарованно прошелестела:
– В объявлении было только про профсобрание. А что, профсобрание уже кончилось?
– Нет, – сказал шеф. – Ждали вашего выступления.
Она гордо роется в сумочке:
– Я сейчас выступлю с документами. Я буду, товарищи, обличать!
Хохот. Марья Васильевна смутилась.
Под хлопки ей вручают стопку:
– Потопите там свои обличения!
И шеф подсуетился:
– Здесь собрался весь наш цвет. Марья Васильевна – лучший корректор мира! Зоя Капкова – самая красивая женщина! Люся Носкова – самая коварная!..
После третьей стопки Люся подсела ко мне. Мы ахнули на брудершафт. Я поцеловал её ниже нижней губы.
– У-у-у!.. – сказала Люся.
Начались танцы.
Ко мне с лёгким грациозным поклоном лебёдушкой подплыла неотразимая красёнушка Зоя:
– Станцуем?
Глянул я на её декольте глубже Марианской впадины[12]
и смутился. Я не умел танцевать и пропаще буркнул:– Нет. Я не танцую.
Жизнь вразнопляску
Тула. Вокзал. Я кассирше:
– На проходящий один плацкартный до Ростова. Но через Воронеж!
– У нас нет такого маршрута. Только через Харьков.
Тут объявили по радио, что подходит скорый на Ереван.
На платформе я подбежал к армянину проводнику.
– Возьмём этого орла? – в поклоне приложил я руку к груди. – Всего-то до Орла-Орёлика!
– Что буду иметь?
– Рупь в новых.
Он молча отшагнул от подножки. Путь открыт! Прошу-с!
Ступил я на подножку.
Улыбаясь, он шепнул мне на ухо:
– Первый ты левый клиент в последнем году нашей дорогой семилетки.
– Очень приятно. Я буду этим гордиться весь год!
В Орле я взял билет до Ростова. Через Воронеж. Уж теперь я перед экзаменами точно с полнедельки пошикую у мамушки.
До поезда было время, и я посмотрел в кино «Мадемуазель Нитуш» за десять копеек. Вагон. Старуха рассказывает соседке:
– Потешно, вразнопляску крутится наша жизня… Злая нескладица ино так закружит человека, что и ума не сложить… Ага… Вот любила девка парня. На озере катались на ногах. Он потянул её за материн кожух. Звал в сторонку от людей поцеловаться. Похоже, уж больно сильно ему хотелось целоваться, что так крепко дёрнул и оторвал рукав.
Девка и закопытилась:
– Не пойду за него. Рукав оторвал.
Кто этих баб поймёт?
Вот и моя сноха ни с чего бах:
– Уйду к матери.
Сын:
– Не ходи. А пойдёшь – тогда не приходи.
– А с кем спать будешь?
– Пень обхвачу да пересплю.
Ушла.
Был парень ходовой. Водки не пил, со всеми при встрече раскланивался, карточка его на доске при правлении… А жена ушла. Теперь ей элементы плотит.
С неделю отбыла у матери. Пришла. И мне докладайствует:
– Согласна на край света с вашим Витей!
Я и говорю:
– Опозорила наш дом… Теперько беги сама при всём своём одиночестве на той край света иль в другую там какую сторону. А с Витей пойдёт другая, не такая бесстыжая, как ты. Разве на тебе белый свет клином сшит?
Конкурс невест