Тульские метки

– Про Колю Крутилкина. Пока ты месяц блистал отсутствием, Николенька вырос на пять голов! И тут у нас сложилось такое мнение, что ты его, извини, затирал. Не давал ходу… Как я где-то вычитала, «кто не может дать сдачи, с тем рассчитываются сполна». Похоже, рассчитывался ты с ним круто…

– Да, да! Именно я затирал, именно я не давал ходу его бодягам, доводил до газетных кондиций его галимэ.[77] Рубите прямо!

– За этот месяц Крутилкин по строчкам выкрутился в асы! А при тебе он постоянно плёлся в отстающих. Часто за месяц не набирал шестисот строк и платил пятирублёвые штрафы. А тут… За всю свою работу в «Молодом» выбился в геройки! Как тебе это? То всю жизнь стриг концы. А тут – первый! У него открылся великий дар организатора авторских выступлений!

– Так, так! И кто эти авторы? Сиськодёрки,[78] свинарки, механизаторы, пастухи?..

– Конечно, публика не от сохи, – замялась в ухмелке Северухина. – Но всё же…

У неё на краю стола лежала подшивка.

Я пролистнул несколько последних номеров газеты.

– Мне всё ясно. Пока я вам ничего не скажу. Ключик от этого ларчика у меня. Встретимся после обеда. Дядька я добрый. Но если кто наступит мне на хвост – останется без головы!

– Толь! – залисила она. – Ты только не наезжай на него круто. Я как понимаю?.. Зачем шуметь? Надо съезжать с горы тихо. На тормозах…

– А вот это, уважаемая Галина Александровна, дело вкуса. И у каждого свой вкус!

– Конечно, конечно… «О вкусах не спорят: кто-то ест ближнего, кто-то дальнего»…

В областной библиотеке я накинулся внимательно просматривать подшивки районок.

И моё предположение подтвердилось.

Местные журналисты, напечатав свои материалы у себя в районной газете, стали по просьбе Крутилкина засылать их к нам в «Молодой». Одну и ту же статью человек прокручивал дважды. Это уже не дело. А главное – каково после районки печатать материал в областной газете?

Удар по престижу нашей газеты наносился невероятный.

Когда про всё это я рассказал Волкову, он позеленел:

– Вот вы, Толя, и дождались сладкого гостинчика от дорогуши Колянчика! Я предчувствовал… Ну-ка все вместе уши развесьте! Завтра же – собрание! Чтоб были все! Кину я Крутилке железного пенделя под зад! По статье шугану из редакции!

На собрание Крутилкин не пришёл.

Заявление об уходе передал через Северухину.

23 июня

Нафига генсеку чирик?

Бёздник[79] согнал полредакции в дупло Колюни Кириллова.

Мне не хотелось идти, да любопытство таки притащило. Всё ж занятно понаблюдать за падением Коляшки.

Был парень как парень. Великий борец за справедливость!

Был я с ним в добрых отношениях. Я и моё окружение не давали его в обиду. Когда он захлёбывался навозной жижей, мы за бороду вытаскивали его из этой жижи. Когда его рвали на куски, мы склеивали эти куски и вдыхали в них жизнь. Защищали насмерть! Удержали на работе, с мясом вырвали ему квартиру.

И вот благодарность.

Он переметнулся к тем, кому клялся перегрызть глотку, разорвать рот и набить его шлаком. Теперь он подхалимски заливает этот рот вином.

Конечно, в виду маячит Чубаров.

Это горьковский пришелец.

Живёт этот чёрный алкаш и грязный бабник в обкомовском общежитии со мной в одной комнате. Почти каждый вечер притаскивает какую-нибудь фефёлу и каково терпеть по ночам пьяные кувыркания в шаге от тебя на соседней койке?

Или…

Если когда и придёт вечером один, так всё равно не легче. Случалось, так был хорош, что не мог лечь на койку и укладывался рядышком на полу и всю ночь напролёт бубнил, для согрева пяля на себя стул…

Из последних сил молчу. Неудобно подымать хипеш. Вроде в одной конторе служим…

И вот открывают новый отдел. Ставят завом Чубарова и Колюню из-под моего крылышка переводят под чубаровскую руку.

Вот тут-то Колюня и переломился.

Выставил нос по ветру. Подхалимно ловит каждый позыв бугра[80] улыбаться.

Ага, что любит новый начальнушка? Выпить!

Будет!

И Колюня тихонько бегает в гастроном и на свои кровные каждый день попаивает Чуба.

Сменил и рабочую линию.

– Всё! – заявил Коляка. – Бросаю ходить по судам, прочь от кляузников! Буду писать, как Вован Чубаров о прекрасных строителях коммунизма. Ориентир – очерк Вована «Сполохи кочуют по земле».

Начокавшись до положения ваньки-в-стельку, Чуб подсаживается к Колюне. Ватно прохлопал спину, трудно заговорил:

– Кола!.. Дружища!.. Слушай, что я тебе скажу… Просыпаясь, отжарь так свою жёнку, поставь так крепко градусник, чтоб у неё на весь день отпала охота дать кому-то ещё. Сидя в трамвае, уступи место старику: может, это твой отец. Когда идёт тебе навстречу мальчишка, погладь по голове: может, это твой сын. Придя домой, крепко бей жену. Она знает за что…

Коля готовно рапортует:

– И отжарю! И уступлю! И поглажу!.. Бу всё сделано в наилучшем виде.

– Вот это по-моему…

Чуб подсаживается ко мне.

– Аятолла Тола!.. Я знаю, ты не в восторге от меня… Скажи, ты не исполняешь ли про меня арии шефу?

– Нафига генсеку чирик? Доказательства на бочку!

– Доказательств нет.

– Тогда и болтовни не должно быть. Допечёшь – я тебе в глаза скажу. И понадобится, только при тебе рубну кому и повыше.