А вот Каликов не отмахнулся. Он, как говорят зэки, «первым добежал до оперчасти», — то есть официально доложился утром своему руководству. И доклад его выглядел следующим образом: когда он, Каликов, во время обыска обнаружил залежи импортной видеоаппаратуры, имеющей не только материальную ценность, но и явный интерес для следствия с точки зрения дальнейшего изобличения подозреваемого по иным эпизодам его преступной деятельности, старший оперуполномоченный ОУР Лаптев и его дружок понятой Токарев из неизвестных побуждений (не мешало бы выяснить — из каких) чуть ли не силой воспрепятствовали процессуальным действиям. Второй опер ОБХСС молча кивнул, подтверждая доклад Каликова…
Ну и — пошли звонки по служебным телефонам, начались раздраженные разбирательства, вылившиеся во вполне официальную служебную проверку. Формально — не формально, а офицеров заставили писать рапорта… И вдруг — все как опомнились: а ведь Токарев-младший — он же судимый! Как будто раньше не знали… Знали, конечно, и раньше весь этот скверный анекдот, но… А тут — дело такое, скандал-то уже и до главка дошел…
Токареву-старшему напрямую звонить не посмели — то ли понимали отцовские чувства и прошлую несправедливость, то ли, — зная характер Василия Павловича — опасались нарваться на… а хрен его знает, на что, но…
В общем, начальник РУВД мялся-мялся, а потом сам спустился к Токареву в кабинет и начал так — издалека:
— Палыч… гм… Ну… Прошлое-то не исправишь, всем все не объяснишь, и в газете не пропечатаешь. Ты пойми — неправильно это…
— Что неправильно?! — вставая перед руководством, спросил сквозь зубы Василий Павлович — хотя, конечно, прекрасно понимал, о чем идет речь.
Начальник РУВД страдальчески вздохнул:
— Ну… то, что ранее судимый… спокойно, спокойно… является внештатным сотрудником… там…
— Не «там», а у нас в РУВД!
— Вася… Ну ты же видишь — как что, так всплывает!
— Говно в коллективе всплывает, — отвернувшись к окну, тихо сказал Токарев.
— Согласен, — дернул шеей начальник РУВД. — Ну, неправильно… Но ты меня-то пойми…
— Понял, — еще тише сказал Василий Павлович и кивнул с горькой усмешкой — нет, лишь с намеком на нее.
Лицо начальника РУВД пошло красными пятнами:
— Нет, не понял!!! Твою мать!!! Я что — крыса отъевшаяся?! Что за тон?! Сам же мне говорил: соглашайся на начальника — а мне эта должность на хрен не вперлась!!! Говорил?
— Говорил…
— Что, хуево вас прикрываю?
— Согласен…
— А раз согласен, то… Должен понять. А то я — крайний. В управлении кадров считают, что я тут «малину» развел, а в ОУРе — дескать, братву сдаю! Оно мне надо?! Меняемся местами?! А?!
Начальник РУВД еще долго надрывался (хотя Токарев-старший и не спорил с ним — просто молчал), а потом устал и ушел, даже не хлопнув дверью.
«Лучше бы уж хлопнул», — подумал Василий Павлович, закуривая и растирая ладонью поверх рубашки левую половинку груди…
А начальник РУВД вернулся к себе в кабинет и дал команду отметить в приказе старшего оперуполномоченного Каликова, как проявившего бдительность и принципиальность, а приказ огласить всему личному составу РУВД. Это было единственное, чем он мог отомстить за Токарева-младшего.
(…Приказ огласили, и с Каликовым перестала здороваться даже Светка-кинолог. Лаптев потом по пьяной лавочке пытался начистить рожу Каликову, но «бэх» словно чувствовал — всегда вовремя куда-то испарялся. Отношения между ОУРом и ОБХСС стали напряженными — это очень-очень мягко говоря. Цепная реакция амбиций десятков характеров довела в конце концов начальника РУВД до натуральной истерики, и однажды на очередной оперативке он сорвался на всех сразу и выдал незабываемый перл: «Все, хватит!!! Завтра всем собраться по тревоге на случай войны! Тревожные чемоданы и противогазы буду лично проверять у каждого!!! Все!!!» Еле-еле его успокоили…)