Туман войны

Шон гаркнул так, что эхо долгих три секунды гуляло по помещению, а спорщики аж присели от неожиданности. Обернувшись, они приветствовали командира, вытянувшись во фронт. Работая вместе с Эндерсом уже без малого восемь лет, они притерлись к нему до состояния неформального обращения. Оба пожали капитану руку, а флегматичный капитан Грэхем Нил, попыхивая своей длинной, изогнутой трубкой, кивнул: он никогда и никому руки не подавал. Инженер-связист только отсалютовал старым морским приветствием, приложив к правому виску, а затем четко выбросив вперед сложенные вместе указательный и средний пальцы правой руки. И, словно осьминог, тут же окутался облаками ароматного сизого дыма. Эндерс поневоле втянул воздух — Нил славился умением подбирать смеси трубочного табака, не жалея на это ни сил, ни денег. Результат был просто поразительный: с обычной сигаретной или сигарной вонью аромат трубочной смеси специалиста по системам связи Нила не имел ничего общего. От его выхлопа не хотелось бежать без оглядки, многие даже специально становились рядом, чтобы вдохнуть необычный букет, будоражащий помимо воли различные чувства.

— Вольно, господа.

Шон с видимым усилием прошел на свое излюбленное место, крайнее слева в первом ряду, намеренно не садясь за общий стол, как бы подчеркивая свое положение руководителя. Даже одно это позволяло Эндерсу удерживать в подчинении таких своенравных и недисциплинированных людей, какими были присутствующие. Он словно все время был чуть в стороне, оставаясь над схваткой.

Спорщики сели каждый на свое место и, храня упрямое молчание, уставились каждый в свои записи. Шон выдавил из пачки новую таблетку и, с хрустом начав ее жевать, продолжил:

— Господа, через трое суток нам надлежит высадиться на базе, подготовленной командой приданной нам сводной роты майора Ковальски, встретиться там с куратором от NSA подполковником Стоксом и развернуть оборудование для полевых испытаний. Полковник Тэлли ждет, что через сорок минут я представлю ему доклад, по материалам которого он споет брачную серенаду этим засранцам из сенатской комиссии, и тогда господа в хороших костюмах дадут нам зеленый свет. Так что же мне ему сказать, Фил? Что ты поперся в такую даль лишь для того, чтобы сказать нам: идите в жопу, парни, я ошибся и ни хрена не работает? Я верно уловил суть вашей дискуссии, господа?

Мэтьюс было снова вскочил, но Нил остановил физика, давая возможность вечному скандалисту Дам-в-грызло первому начать оправдываться. Эндерса в команде уважали не только за обширные познания в разных областях точных наук, но и за проведенные в разных паршивых местах боевые операции. Действуя почти всегда «в темную», Шон долгое время стажировался в форте Брэгг, где снискал немалое уважение среди спесивых морпехов из отдельного батальона разведки. Когда нужно было, Эндерс умел быть жестким, фанатическая преданность делу давала ему иммунитет ко всякого рода рефлексиям, свойственным интеллигентам и вообще людям гражданским.

— Дело плевое, босс: я говорю нашему умнику, что двадцать пять миль — это пока предел и парней отпускать дальше не следует. По крайней мере, пока не пройдет первая фаза испытаний, а потом будет видно. А мистер англичанин говорит, что я-де перебздел, и тычет мне в нос полигонными испытаниями. Хотя ну ни фига это не доказательство, ты же знаешь…

Фил смешался и, зло блеснув пронзительно-синими глазами, какие бывают только у рыжих и у сильно пьющих людей, плюхнулся обратно на стул.

— Стэн, твое слово, — Эндерс перевел тяжелый взгляд на физика.

Тот поднялся и уже спокойно начал излагать:

— Сэр, я ни в коей мере не хочу портить отчетность, тем более что О’Мэлли, как всегда, осторожничает. На полигоне группа работала на удалении в пятьдесят миль. Параметры телеметрии были устойчивыми, связь ни разу не прервалась, перебоев с энергией тоже не случалось. Сфера функционировала исправно, вчера я прогнал все положенные тесты — все в норме. Думаю, что поводок можно отпустить на максимум.

— Грэхем, что скажешь? — Шон обернулся к связисту, круговыми движениями пальцев растирая виски.

Связист только пыхнул трубкой и, не вставая, начал говорить. Говорил он негромко, четкими рублеными фразами и всегда по делу, поэтому его голос был решающим.