Валеран не рассказал отцу ни о том, что потерял сознание, ни о том, что голова сейчас разрывалась от страшной боли, а комната перед глазами плыла и растягивалась. Умолчал и о том, что теперь с трудом припоминал события прошедшего вечера. Пока он сидел на диване, ссутулившись и подперев голову руками, Эдварду казалось, что ничего страшного не произошло. Да, какое-то время будут синяки, и ссадина заживет не скоро. В баре рану обработали, сбрызнули специальным спреем, чтобы остановить кровь, и сейчас кожа на щеке сына казалась стянутой. Но драка на то и драка. Приходил он уже домой и с разбитыми костяшками рук, и с синяком под глазом и даже — однажды — со сломанным ребром. Директор частной школы, в которой учились практически все дети высокопоставленных чиновников, не обладал достаточной твердостью, чтобы установить в своем заведении хоть какую-то дисциплину, так что Валерану много чего сходило с рук. Задирой он не был, но мог дать сдачи — Эдвард относился к этому терпимо. Вот и думал сейчас: ссадина и синяк — ерунда, бывало и похуже.
Но вот Валеран попытался подняться, опираясь на подлокотник дивана, и его... повело.
— Ты чего..? — только и успел произнести Эдвард, хватая сына за локоть, но это не остановило падения — вместо того, чтобы упасть лицом вперёд и плашмя, Валеран грохнулся на колени. Его тут же вырвало. Смутно он разглядел лицо отца, склонившегося над ним: кажется, тот выглядел испуганным. Отец — испуган?
— Ты с-с-тареешь, — пробормотал Валеран, заикаясь и силясь усмехнуться, — с-становишься сен...ментальным... Я... в п-п-порядке...
Отец пробормотал что-то вроде «В больницу, немедленно» и принялся его поднимать. Эдвард, как и Пол, не любил, когда обслуживающий персонал оставался на ночь — так что, кроме охраны у подъезда к особняку, больше в доме никого не было. Эдварду пришлось, поддерживая парня, спуститься с ним в гараж, осторожно уложить на заднее сиденье автомобиля и самому сесть за руль.
События последующих нескольких часов Валеран запомнил совсем уже смутно. Кто-то светил ему в глаза маленьким фонариком, кто-то задавал странные вопросы, на которых он никак не мог сосредоточиться. Диагноз? Сотрясение мозга.
Когда мир перестал вести себя, как взбесившаяся макака, и предметы больше не бросались Валерану в лицо или — наоборот — вырывались со злобными визгами из его пальцев, он наконец-то открыл глаза и увидел ту, кого неизменно видел у своей постели, стоило ему только чихнуть. Элеонор.
— Никакого телевизора, — сказала она, бережно поправляя подушки и целуя его в кончик носа, — никаких книг, никаких игр. Я спрятала твой телефон, велела Саймону и Конни звонить мне. Дэвид приезжал несколько часов назад, но ты ещё спал. Это всего лишь сотрясение мозга, дорогой, пара месяцев полного покоя — и ты будешь в порядке.
На первом этаже, в кабинете, Эдвард, по своей всегдашней привычке присевший на подоконник, не спускал тяжёлого взгляда с Пола. В комнате вместе с ними находился человек лет тридцати, одетый в красный мундир национальной полиции. Пол представил его как комиссара Мерсера.
— Всё не так просто, сэр, — заговорил молодой человек. — Есть основания подозревать, что ваш сын был атакован членами организации «Молодые Волки».
Глава 14
Комиссар национальной полиции не занимается мелким хулиганством, уличными драками, кражами на заправочных станциях. Национальная полиция была создана для других целей, и Эдвард Стюарт знал, что если сейчас, в его кабинете, рядом с его братом, первым человеком Федерации, сидел этот суровый широкоплечий мужчина крепкого сложения, дело принимало серьёзный оборот.
— Я думал, ты уже всё знаешь из новостей, — заметил Пол. Он выглядел обеспокоенным, и Эдварду это не понравилось.
— Мне было не до новостей последние два дня, но если ты имеешь в виду демонстрации и погромы в Ласквиле — да, эту новость сложно пропустить.
— Не только это, — вступил в разговор Мерсер, — за последние три дня в Оресте были похищены двадцать три женщины в возрасте от восемнадцати до тридцати лет. — Мерсер положил на стол папку и открыл её. Взял первую фотографию. — Энни Неверс. Двадцать лет. Дочь сотрудника федерального отдела по связям с общественностью. А это — Кристин Бауэр, министерство здравоохранения, двадцать восемь лет. Следующая... Лиза Ромеро... муж работает в Комитете Гражданской Авиации. Мистер Стюарт, мать Конни Прескотт — специалист-эксперт в Министерстве Образования, так ведь?
— Они охотятся за членами семей федеральных чиновников, — пояснил Пол. — Зачем? Пока не понятно. Никаких условий они не выдвинули.